Виктор Егоров - Искатель. 1970. Выпуск №4
— А зачем? — с откровенной ленивой издевкой протянул сэр Роберт. — Неужели это может что-нибудь изменить? Обойдетесь.
— Простите, сэр, — майор вскочил, вытянулся, опустив руки по швам. — Я, к сожалению, не умею выполнять приказаний, смысл которых мне не ясен. Я полагал, что добросовестная и тщательная подготовка выступления…
— Потрудитесь сесть, Франклин! — Это прозвучало как команда. Благодушный седой джентльмен, так уютно расположившийся в низком шезлонге, куда-то исчез. Вместо него перед Коллинзом сидел, выпрямившись, властный шеф, холодно поблескивавший из-под бровей серо-стальным взглядом. — Сидите и слушайте, только очень внимательно. Мне не так уж нужно было это путешествие, но я пошел на него. Из-за вас. Из-за того, что мы вместе начинали эту службу и вы кое-что сделали для меня. Сейчас я недоволен вами, Фрэнк. Пока — только я. Это не страшно. Но вы теряете ориентировку, а значит, раньше или позже в работе возможны крупные провалы. Этого вам не простят. Зачем вы ковыряетесь в мелочах? Почему медлите? Неужели вы думаете, что эти «триста-четыреста сабель», даже под командованием самого Лоуренса, могли бы повлиять на судьбу Советов? Для выступления не нужны военные. Это должен быть крестьянский бунт. Бессмысленный, жестокий и страшный. Такой, о котором можно будет кричать в мировой прессе. Кричать истерично. Это вы понимаете?
— Сэр Роберт, — Коллинз, уже взявший себя в руки, попытался отстоять свою позицию. — Но разве хорошо подготовленное выступление, захват крупного центра, умелые действия повстанцев не дадут должного резонанса? Разумеется, я не рассчитывал сокрушить Советы. Но организовать дело так, чтобы повстанцы не выглядели просто бандитами, считал своим долгом.
— Ерунда! — Кемпбелл очень осторожно, постукивая головкой трубки по костяшке согнутого пальца, выколотил пепел. — Поймите, ради бога, что кадровый военный может только повредить делу. Мы не должны дать возможность увидеть за всем этим нашу работу. Не операция, но бунт! Выступление должно впечатлять не тактикой, а… — он помедлил, подыскивая наиболее точное определение, — а правильно организованным варварством. Зверством, если вам угодно. Пусть захватят какой-нибудь городок. Пусть разнесут его в пыль и заставят власти подавлять восстание самым жестоким и крутым путем. В этом смысл выступления. Это будет первая ласточка из очень голосистой стаи. Ну хорошо. Значит, Разносчик сообщил, что видел Богомольца. И что же?
— Тот был обеспокоен встречей и сразу постарался скрыться в толпе. На базаре это не трудно.
— А если все-таки Богомолец пришел в ГПУ с повинной?
— Абсолютно невозможно, — уверенно ответил Коллинз. — За убийство целой семьи по советским законам ему обеспечен расстрел. ГПУ не станет привлекать такого человека. Основатель советской разведки был очень строгим моралистом. «Чистые руки» и прочее.
— Да-да, — Кемпбелл задумчиво склонил седую породистую голову. — За господином Дзержинским была известна эта слабость. Хотя неизвестно, слабость ли это… Но предположим все-таки, что встреча на базаре тоже придумана на «бакинской Лубянке»? Как и ход с паспортами. Допустим, что Богомолец был задержан, дал показания…
— Ему нечего было показывать, сэр Роберт, — подчеркнуто официальным тоном ответил Коллинз. — Все инструкции он должен был получить уже в Баку. Ноль пятнадцатый не может сам войти в контакт с повстанцами, а Джебраилов — родственник Гейдар-аги, одного из главарей. Через него должны быть установлены связи, передан склад.
— Через него непосредственно? — Кемпбелл, видимо, более довольный этой частью отчета, снова стал благодушен.
— Не обязательно. На самый скверный случай Богомолец мог послать к Гейдар-аге своего человека. У княжеских нукеров, деревенской знати, торговцев, связанных с контрабандой, с давних времен существовала система тайных знаков, вещественных паролей. Примитивная, конечно, но очень трудная для фальсификации.
— Нечто вроде перстней генералов ордена Иисуса? — Сэр Роберт был известен как знаток истории.
— Я полагал, что подобный прием в данном случае мог быть оправдан, — по-прежнему сухо ответил майор. — Богомолец шел к ноль пятнадцатому именно с таким паролем.
Кемпбелл усмехнулся.
— Ну, ну, Фрэнк. Будьте терпимее к стариковским причудам. Ведь я искренне к вам привязан. Хотите вернуться в Лондон? Вам давно уже не тридцать, а я всегда рад видеть вас в отделе.
— Я не справляюсь с обязанностями? — Коллинз все еще был обижен.
— Если бы так, вам пришлось бы вернуться. — Сэр Роберт еле заметной игрой интонаций подчеркнул это «пришлось». — И все-таки подумайте. Восток, конечно, многое значит для Британской империи, но главные события будут разыгрываться не здесь… Будьте диалектиком, Фрэнк. С возникновением такой силы, которой становится Москва, прежняя колониальная политика протянет недолго. Двадцать, тридцать, максимум пятьдесят лет. Подобные примеры очень заразительны. Главная игра скоро переместится в Европу.
— Вы полагаете, начнется война? — искренне заинтересованный Коллинз забыл о недавней обиде. — Но где та сила, которую мы можем столкнуть с большевиками?
— Ее надо растить, майор. — Кемпбелл, поглядев на часы, с явной неохотой поднялся. — И ее растят. Быстро. Азия не выступит против русских, американцы пока заняты своим континентом, поэтому приходится растить ее в Европе. Большая игра начнется там. Хотя, — он тщательно пригладил волосы, — хотя и здесь нам придется очень много работать. Не хотите ехать в Лондон — не надо. Скучать вам не придется и здесь. Кстати, чуть не забыл. Что, мы делаем ставку на одного Гейдар-агу? А кандидатура номер два у вас не подготовлена?
— Увы, к этому пистолету нет запасных обойм. Гейдар-ага единственный, кто может стать во главе крупного дела. Остальные перегрызутся, не успев выйти из леса.
Сэр Роберт, уже направлявшийся к двери, приостановился.
— Вот это самое скверное, майор. А если с ним что-нибудь случится?
— Тогда мне придется подать в отставку, — неохотно промолвил Коллинз.
— Дай бог, чтоб этого не произошло, — поминая господа, седой джентльмен набожно поднял взгляд (в глаза бросился плавно вращающийся пропеллер), чуть усмехнулся и протянул хозяину руку.
…На следующий день высокий старик в расшитой мегребской безрукавке, зайдя в лавку тавризца Кули-заде, перебросился с ним несколькими негромкими фразами и степенно проследовал на задний двор, где останавливались обычно приезжие. А к вечеру Разносчик — Расулов, — получивший новые инструкции, отправился в обратный путь.
