Густав Эмар - Текучая Вода
Это были дон Орелио Гутиеррец и канадский охотник Сумах.
Отсутствие их продолжалось долго, уже несколько часов компаньоны ждали их с нетерпением.
Наконец они показались, каждый со стороны, противоположной той, куда он поехал.
Они обыскали все кусты в лесу на протяжении четырех миль вокруг поляны, но все напрасно.
Канадец один раз услышал было отдаленный топот лошади, но этот шум был так далек и неясен, что из него нельзя было вывести никакого заключения.
Что касается дона Орелио, то для него лес был нем, как могила.
Они присоединились к своим компаньонам, захваченные случившимся. Твердое сердце и здравый смысл мешали им признать в нем что-либо сверхъестественное, и в то же время это была не галлюцинация.
К моменту их возвращения на поляну ночь уже приближалась к концу, звезды на небе побледнели и гасли одна за другой в глубине эфирного купола. Широкие перламутровые полосы начали бороздить горизонт. Цветы и растения пахли сильнее, а птицы, притаившиеся в листве, испускали первые робкие звуки прелюдии к обычному утреннему концерту. Скоро показалось и солнце.
Лошади были оседланы, и охотники ждали только возвращения двух товарищей, ушедших на разведку, чтобы тронуться в путь.
В ту минуту, когда дон Орелио хотел дать сигнал к отъезду, Сумах приблизился к нему и, взяв повод его коня, сказал:
— Подождите. Прежде, чем мы тронемся в путь, я хочу поделиться с вами некоторыми наблюдениями.
Мексиканец внимательно посмотрел на канадца. Он увидел на его лице такое серьезное выражение, что склонил голову и сказал:
— Я вас слушаю.
Сумах был человеком, одаренным такой дикой и слепой отвагой, для которой сражения — праздники и которая сокрушает все препятствия, как бы сильны они ни были. Об этом человеке рассказывали много необычного. Страх был ему незнаком, как и слабость, но он был канадец, то есть принадлежал к той суеверной расе, которую способно напугать ночью трепетание совиного крыла и для которой привидения почти догматы веры. Одним словом, этот человек, не страшившийся двадцати ружей, направленных в его грудь, трепетал при мысли о таинственном ночном призраке. Между тем — странный каприз человеческого ума — едва исчезла подозрительная фигура, он бросился за ней в погоню. Очевидно, его непреодолимое мужество возмущалось при мысли об этом невольном страхе, и он старался узнать суть дела.
Бесплодное рысканье по лесу помогло ему разобраться в своих мыслях, в его уме созрело убеждение, что сверхъестественное существо дало им совет, каким вовсе не следовало пренебрегать.
Вот что заставило его задержать отъезд и обратиться к дону Орелио.
— Слушайте, кабальеро, — сказал он с твердостью, — я только невежественный искатель приключений, для которого книги до сих пор были тайной. Я мало чего боюсь, но я христианин и католик и потому не могу верить, что бог без уважительных причин мог изменить естественный ход вещей. Что вы думаете об этом?
— Я вполне разделяю ваше мнение! — отвечал дон Орелио, бывший также добрым и ревностным католиком и никогда не думавший оспаривать догматы или верования.
— Итак, — продолжал Сумах, — по моему мнению существо, которое несколько часов тому назад явилось перед нами, не принадлежит к земным. Вы сами не могли попасть в него из пистолетов и, отправившись на поиски, мы не нашли никакого следа или его признака, не правда ли?
— Я должен с этим согласиться, сеньор!
— Очень хорошо. — продолжал канадец. — Никто из нас не может утверждать, откуда взялось это существо — из ада или с неба, для меня это и неважно. Я считаю заслуживающим внимания его предупреждение, которым мы не можем пренебречь, истинное оно или ложное. Если вашим друзьям угрожает серьезная опасность, то мы слишком малочисленны, чтобы оказать им существенную поддержку.
— Это правда, но что же делать? — заметил мексиканец, невольно увлеченный логикой канадца.
— Терпение, — промолвил тот с тонкой улыбкой. — Мой друг, Лунный Свет, говорил вам, что на известных условиях я не откажусь помочь.
— В самом деле! — с живостью вскричал дон Орелио.
— Ну вот, — продолжал канадец, — я скажу вам теперь то, чего не хотел говорить раньше. У меня есть в нескольких милях отсюда около двадцати товарищей, также канадцев, решительных и преданных мне людей. Я направлялся к ним, когда произошла наша встреча. Если хотите, я предоставлю их в ваше распоряжение с уговором, что в случае, если опасность минует или нам не понравятся ваши условия, мы вольны будем от них отказаться и останемся в стороне.
— Разумеется! — вскричал Вискаша, невольно выдавая свою радость.
Но сейчас же осознав свой промах, он ретировался назад, пролепетав виноватым голосом:
— Извините, сеньор!
— Даю слово дворянина, — отвечал дон Орелио. — Итак, в нашем распоряжении двадцать храбрых товарищей!
— Да, — подтвердил Сумах, — и я предоставляю их вам.
— К несчастью, мы спешим и не успеем их вовремя предупредить.
— Гм! Это возможно! — сказал канадец задумчиво.
— Где они теперь?
— Я вам сказал: почти в двух милях отсюда.
— Но в какой стороне? — допытывался дон Орелио.
— Вы местный житель и лучше меня должны знать это. Они расположились лагерем в месте, называемом Пещерою Гиганта, что по дороге к гасиенде дель Барио.
— Как! — вскричал мексиканец радостно. — Но и мы едем в эту гасиенду!
— Возможно ли? — удивился искатель приключений.
— Нет ничего вернее этого. Там должны собраться мои друзья.
— Если так, не будем терять напрасно драгоценного времени, едем скорее.
— Едем, едем! Я не требую ничего иного.
— Только, — сказал Сумах, — я вас покину, чтобы предупредить своих товарищей. Таким образом, вы избежите шума и, прибывши на вершину Пещеры Гиганта, найдете нас там. Нравится ли вам такой план?
— Canaries! Еще бы! Вы предусмотрительный человек. Пришпорьте коня, и до свидания!
— До свидания! — отвечал канадец.
Вонзив шпоры в бока своей лошади, он помчался с непостижимой быстротой.
Путешественники немедленно последовали его примеру, но их аллюр был далеко не такой, как у Сумаха.
Лунный Свет остался с мексиканцами и скакал рядом с доном Орелио.
— Почему не сказали вы мне о своем отряде? — спросил последний.
— Извините, сеньор, — отвечал канадец, — память вам изменяет. Я хотел вам об этом сообщить, но Сумах остановил меня.
— Теперь, — продолжал он, — я позволю себе заметить вам, что, говоря об отряде моего соотечественника, вы так выразились: “ваш” отряд.
— Ну да! — отвечал дон Орелио. — Разве я обидел вас этим, сам того не подозревая?
