Михаил Жигжитов - Тропа Самагира
Подкрался Ерноуль со своими воинами к стойбищу, перебил стражу, забрался в чум, зарезал сонного Магдауля, схватил красавицу Чолбон и утащил ее в ночную тайгу…
К утру вроде бы все утихомирилось: ливень прекратился, гроза утихла, взошло яркое веселое солнце. Но для самагиров тот день был самым черным, самым тяжелым: они лишились мудрого, доброго вождя, лишились и мирной жизни. На могиле Магдауля самагиры поклялись жестоко отомстить вору и убийце Ерноулю и проклятущим его сородичам. Самагирское войско сразу же двинулось против чильчигиров.
А Ерноуль будто все это знал, все предвидел… Духи, что ли, его упредили? В общем, он собрал всех своих воинов в долине Верхней Ангары на речке Герамдай: понравилась, вишь, ему ровная чистая луговина, хватало там простору, чтоб разгуляться воинам.
Темной грозовой тучей наплыли самагиры на Герамдай и стали против лагеря противника. Грозно заревели в трубы, вызывая на смертный бой убийцу и вора Ерноуля и его сородичей.
Ерноуль двинулся со своим войском на самагиров. Чего ж ему оставалось делать?
Долго и люто бились богатыри. Даже малые парнишки помогали взрослым, не боялись смерти, проворно собирали копья и стрелы, подавали их воинам.
День дрались, два дрались, к концу третьего дня полегли на поле боя оба могучих рода — все самагиры, все чильчигиры. Остался в живых только один Ерноуль.
Огляделся вокруг: зеленый луг стал красным от крови, повсюду грудами лежали мертвые богатыри. А сколько малых ребятишек было побито!
И с болью понял тогда Ерноуль, что сгубил всех мужчин чильчигирского и самагирского родов. А из-за чего сгубил? Из-за своей любви к Чолбон… Кто продолжит жизнь на земле? Ведь в живых остались лишь старики да бабы.
Великий страх вошел ему в сердце, великое горе. Ерноуль застонал… Потом вытащил из чеканных ножен булатный сверкающий нож, вонзил его в свое сердце. Да…
С тех пор, значит, и повывелись у тунгусов богатыри, измельчал народишко. А какая сила раньше в людях была!
Вот старики и сложили эту песню в назидание потомству».
* * *Богатырь Ерноуль наклонился над Чимитой и раскрыл клыкастую пасть.
— Ар-р-р… Ты Оськи Самагира баба? — хрипло шепчут его окровавленные губы.
Чимита отпрянула, закричала с испугу чужим, неприятным криком.
Оська вскочил с постели и проснулся. В курятнике неистово кукарекал петух.
Немалое время Оська приходил в себя, закурил, прилег на постель, поднялся, походил по избе. Вроде бы успокоился, но страшный сон не выходил из его ума.
Он вспомнил деда Агдыра, который говорил: «Если приснится тебе богатырь Ерноуль, хорошего не жди: где бы ни находился, что бы ни делал, поспешай в родной чум, к семье. Знай, быть иначе беде».
Оська торопливо оделся, вышел во двор. Восток уже алел.
— Зачем тебе бедная Чимита, Ерноуль?.. Пропадешь! Она тебя из винтовки, как собаку… У нее же добрая винтовка! Если вру, пусть накажет меня великий Мани. Уйди, Ерноуль, с моей тропы, добром говорю.
— Ты с кем это баишь? — спросил Антон, спускаясь с высокого крыльца.
— Ишь как, к Чимите приходиль.
— Кто приходил?
— Богатырь Ерноуль-то… Во сне видель…
Долго смотрел Антон на друга, потом рассмеялся:
— Э-э, Оська, сны чепуха, не верь им…
— Не-е, Антоха, пошто так баишь… Не-е. Скорей домой буду ходить. Шибко скорей нада… Худо есть…
* * *На толстых сучьях могучей сосны Антон с Оськой сделали сайбу, сложили на нее харчи. Довольные своей работой, сидели у потухающего костра, допивали чай.
— Ты, Осип, теперь прорубай дорогу… Одной тропой, паря, не обойдешься… Я бы тебя довез до Баян-Улы, а тут поворачивать приходится.
— Верно, паря, дорогу к людям надо.
— Купишь коня, горя знать не будешь. После ребятишек в школу повезешь… Чимиту в гости к Домне.
Оська недоверчиво посмотрел на Антона, потом широко улыбнулся, кивнул головой.
— Шибко верно баишь… Шибко ладно.
Распрощавшись, Антон поехал обратно, а Оська с тяжелой понятой зашагал в Баян-Улу.
— Как там Чимита?.. Черный Ерноуль приходил к ней… Черный бома, черный… — ругает Оська давно усопшего вождя чильчигиров.
К концу второго дня пути Оська подошел к ущелью Семи Волков. По заснеженной тропе вилась свежая стежка. Он разглядел следы, обеспокоенно подумал: «Чимита была… Однако, много раз приходила»…
У завала заметил припорошенное снегом кострище. «Пошто огонь здесь разводила?» — недоумевал охотник. И снова вспомнил сон. Сердце заныло, какая-то неведомая сила погнала быстрее вперед. Оська уже не чувствовал ни тяжелой поняги, ни усталости от долгого пути.
Вот и знакомый взлобок, вот и грива. — Почему не курчавится дымок? — тревожно спросил Оська у Духмянки. — Где Чимита?
На большом лугу пасется скот, а Чимиты нет. Ему снова вспомнился страшный сон. Оська скинул понягу и бросился бегом к гриве.
Сначала показалась острая верхушка его чума, а потом и весь чум, а рядом домик старого бабая.
Оська добежал и увидел, что дверь подперта сучковатой палкой. Он присел на крыльцо, долго вытирал пот. Непослушными пальцами набил трубку, закурил. Не то чтоб успокоился, — просто собрался с силами, обошел вокруг домика, принялся колотить кулаками в дверь. Дом бабая молчал.
Оська побежал искать следы. Нашел свежие: Чимита пошла на север, к скалам Мангир.
— Значит, старый бабай там… Зачем, что он там делает?.. Э-э… Однако…
Оська зарядил берданку самодельным зарядом, выстрелил вверх.
Прислушался.
Совсем близко раздался ответный.
Бросился на выстрел.
На пригорке затрещали ломкие кусты багульника. Оська остановился. Сердце вот-вот выскочит, ноги не слушаются… В следующий миг на полянке показалась Чимита. Увидела Осипа, остановилась. «Осунулась, бледная, глаза вон какие большущие… Будто печаль в них», — промелькнуло у него в голове.
— Ты где была? — Оська облизнул губы, которые вдруг стали совсем сухими.
— У бабая была… Приказал в пещеру отвезти его. Наказал, чтоб не приходила… А я ослушалась.
— Он… живой?
— Нет, умер.
— Давно?
— Седьмой день.
— Боязно было?
Чимита кивнула.
* * *После ужина Оська засобирался в свой чум. Чимита поднялась.
— Не уходи… Вместе будем…
Оська крепко обнял припавшую к его плечу девушку.
Чимита слабо улыбнулась, толкнула Оську к двери.
— Иди, иди… Принеси свои пожитки.
Как ошалелый Оська выскочил во двор.
На темном небе весело плясали звезды.
Там, ниже по Духмяной, смутно выделялся черный контур ущелья Семи Волков.
