Петр Бобев - Белый лоцман
Но что это? Полчища паразитов, облепивших все тело огромного животного, замерли, перестали копошиться у него под кожей. Зуд, невыносимый зуд, не дававший китихе покоя, отравлявший ей жизнь, будто совсем исчез.
Как приятно было бы ей сейчас, если бы не эти ненавистные хищники, что продолжали колесить вдоль острова, то и дело с шумом ныряя под воду — с этим ужасным для каждого морского обитателя шумом.
В это время касатки, убедившись, что в море не осталось ни одного тюленя, сгрудились перед маленьким фьордом. Вода закипела от них. И вот, они начали приближаться к берегу все ближе и ближе. Наверху больше не оставалось места, и тюлени, сбившиеся в беспорядочные кучи на краю скалы, обезумели от страха. Некоторые из них, наиболее трусливые, повинуясь слепому инстинкту, который заставлял их всегда искать спасения в воде, как загипнотизированные, сами попрыгали в море, в разинутые чудовищные пасти.
Прошел час, другой — океан затих. Тюлени еще лежали на берегу, всматриваясь удивленными круглыми глазами вдаль, где исчезли их извечные враги. Лишь прежний вожак хищников продолжал извиваться на рифе; ослабевший, задыхающийся, но все же живой, он ударял хвостом и хрипел. По его оскаленной морде текли слезы.
Меченая взглянула туда и, поняв, какая участь постигла ее врага, вышла из своего убежища и поплыла вместе с детенышем в глубь моря. Оба они здорово проголодались. Но досадные паразиты, как видно, сдохли, отравленные пресной водой мелководного залива. И потому китиха чувствовала себя очень счастливой — словно весь мир стал еще лучше…
9
Когда тюлени снова вошли в воду, забыв про только что пережитый ими ужас, человек спустился вниз. Жизнь продолжала идти своим чередом и настойчиво требовала своего. Как будто ничего и не случилось. Лишь пять-шесть маленьких тюленьчиков жалобно скулили, одиноко плавая около берега.
На том месте, где совсем недавно была хижина, сейчас виднелись лишь обломки. Тяжелые тела раздавили в суматохе все: ящики, банки. Ничего не уцелело. Ничего! А от бочонка с водой осталась лишь груда щепок да маленькая лужица в ямке на скале.
В первую минуту человек не осознал всего ужаса случившегося. И лишь немного погодя понял, что означало для него остаться здесь, на этой голой скале среди океана, без воды… При таком количестве тюленей, рыбы, мидий и раков о еде беспокоиться было нечего. Но остаться без воды…
Он лег на живот и залпом втянул в себя всю лужицу. Потом уныло выпрямился. Это его последний глоток. Кто знает, когда он снова сможет напиться… Последний глоток!
Нельзя больше терять ни минуты, нельзя продолжать сидеть здесь в надежде, что мимо пройдет корабль. Надо рассчитывать только на себя. Единственное спасение в лодке.
В два прыжка он достиг берега.
Но где она? Ведь он оставил ее здесь? Неужели и ее?..
Среди покачивающейся аметистовой стихии показывались и снова исчезали круглые головы тюленей, увлеченных охотой. Напоенные солнечным блеском, волны подступали к берегу и снова откатывались от него, то вдруг будто бы переставали двигаться, и остров сам отправлялся им навстречу, летя над кипящими гребнями, словно огромный каменный корабль, заблудившийся в этой бесконечной шири. Гребень прибоя расчесывал море, как кудель, превращая его в пышную шерсть, а невидимые пальцы плели из нее тончайшее кружево, которое колыхалось взад и вперед около берега.
Сколько красоты! Сколько солнечного блеска! Но лодка? Где она? Разве можно думать сейчас о красоте, когда у него нет ни капли воды!
Он побежал вдоль берега, проверяя — не унесло ли ее течением. С камня на камень, с рифа на риф…
Заметив выброшенную на берег касатку, невольно вскрикнул и пошептал: — Ну и страшилище!
Но не остановился, сейчас ему предстояло нечто более важное. Он перебрался через мелководье к заливчику, где прятались во время нападения касаток Меченая и ее детеныш. И тут, в сотне метров от рифа, увидел покачивающуюся на волнах лодку.
Но как добраться до нее! Дождаться, пока ее прибьет к берегу приливом?
И вдруг человек заметил, что течение — хотя и медленно, почти незаметно — увлекает лодку к югу, все дальше и дальше от острова. Неужели он оставит ее так? Неужели откажется от этой единственной надежды на спасение — сейчас, когда остался и без воды?
У ног его струилась теплая родниковая вода, заполнившая весь залив. Целый залив пресной воды! А он даже и не подозревал этого.
Несчастный видел только одно: белая лодка уплывает ют него на юг.
Будь что будет! Касаток наверное нет поблизости, раз тюлени играют так беззаботно. И он нырнул в волны. Открыл глаза. Какая красота! Какая чудесная синь струится вокруг, плещет ему в глаза, словно бьет ключом отовсюду — снизу, сверху… Солнечные лучи, преломленные волнами, ткут волшебную сеть из своих перламутровых нитей, и каждая нить — многоцветная радуга. Волшебный мир льющейся синевы, какой-то многогранный хрусталь, сквозь который проглядывает неглубокое дно, поросшее водорослями и кораллами.
Столько красок! Наверное ни один земной лес, покрытый инеем осенних заморозок, не может сравниться с пышным великолепием подводного леса. Водоросли, кораллы, актинии, морские лилии, анемоны, гвоздики, звезды, мидии, улитки, ежи, пестрые рыбы — все это расцвеченное причудливейшими, невероятными красками. Словно ожила волшебная сказка!
Ему уже не хватало воздуха и, вынырнув на поверхность, он поплыл к лодке.
Быстрее! Быстрее!
До цели оставалось около десятка метров — не больше, — когда навстречу ему выскочила обезглавленная черепаха. Сейчас ей не хватало и задней ноги, но все же она жила и даже плавала. Изумленный ее видом, человек свернул в сторону и лишь тогда разглядел над водой трехугольный плавник больной акулы. У него перехватило дыхание. Новая волна приподняла рыбу и сквозь прозрачную водяную стену, как сквозь стекло аквариума, он увидел ее всю. Зеленые глаза хищницы смотрели на него с такой холодной злобой, с такой неутолимой алчностью! В разинутой полукруглой пасти блестели беспощадные зубы, нанизанные в три ряда — три страшных белых пилы. Она устремилась к нему, оскалившись, как злая собака. Жабры ее судорожно вздымались, кривой хвост изгибался почти над водой. На брюхе у нее, висели три рыбы-прилипалы, вцепившиеся в ее кожу присосками своих плоских голов.
Акула была небольшая, не длиннее трех метров, но все же акула! Повернуть назад? Бессмысленно — берег далеко, отчаянно далеко! Тогда к лодке? Но как раз оттуда и надвигался враг! Мозг его работал так быстро, так лихорадочно, как никогда. Он где-то слышал, что дерзость человека может прогнать подобного хищника, или хотя бы увеличить шанс на успех. Дерзость! Стиснув до боли зубы, он поплыл навстречу врагу. И действительно, акула отступила. Повернулась, вяло, утомленно отплыла шагов на десять от него, но неожиданно изменила свое решение и снова повернула в его сторону. Человек вытащил нож.
