Виталий Олейниченко - Красное золото
В общем, резюме следующее: белых здесь в это время быть не могло. Но ведь имеется совершенно недвусмысленный рапорт о их уничтожении — вот он — стало быть, были. Что ж, возможно и такое, а уж в войну-то тем более. Он шел на Одессу, а вышел к Херсону — в смысле: к Сычеву вышел — в засаду попался отряд…
А откуда он, кстати, вышел? Ведь если этот полуэскадрон два или больше месяца бродил где-то глубоко в тылах красных, пусть даже и в тайге, значит, кто-то его туда послал, это же армия, а не племя ирокезов, где захотел — пошел за скальпами, захотел — огненную воду хлебаешь. Ведрами… А поскольку в тылах — могли случаться стычки, то есть: потери. То есть изначально отряд мог быть больше. Раз в несколько. А никаких упоминаний ни о засылке в тылы большевиков, скажем, кавалерийской дивизии, полка, эскадрона или даже полуэскадрона, ни о боях южнее или юго-западнее Сычева, откуда этот отряд появился, в предшествующие два-три месяца я что-то не встречал. Впрочем, как я уже говорил, документы могли и не сохраниться.
Собраться же из отставших от своих одиночек, как это бывало, например, с попадавшими в окружение бойцами Красной армии на первом этапе Великой Отечественной, этот отряд не мог, потому что, в отличие от Отечественной, не достигали здесь силы конфликтующих сторон такой концентрации. Да и пространства не те, на наших просторах целый армейский корпус может затеряться и никогда в населенные места не выйти, а не только отдельно взятые солдатики… За всю гражданскую в регулярных частях и соединениях, между прочим, и у белых и у красных служило всего около восьмисот тысяч человек, причем большинство из них — в европейской части бывшей Российской империи. Остальные же вооруженные формирования относились преимущественно к партизанам и прочим анархистам и действовали то за одну, то за другую сторону. Но гораздо чаще — против всех.
В итоге получается: то не мог, это не мог, но откуда-то же они здесь вдруг появились, эти полсотни колчаковцев? Очень интересно. Архиинтересно, батенька, как сказал бы один известный людоед-мечтатель…
ГЛАВА 3
Спал плохо. Снились мелькающие в тумане сизые тени верховых с проблесками серебра на плечах… Снилось мне залитое яркими солнечными лучами бескрайнее поле и бродили по нему оседланные кони без всадников… Потом снова снился сумеречный — то ли рассветный, то ли закатный — бор. Но уже мертвый и недвижимо-пустой…
Пробудился я вполне самостоятельно, задолго до звонка будильника. За окном едва синели утренние сумерки, точь-в-точь как в странном давешнем сне. Ай-яй-яй, как же нехорошо-то, зацепила ненужная проблемка пытливым ум…
И ведь не имеет этот эпизод давно отгремевшей войны ну совершенно никакого отношения к моей непосредственной научной теме, на доработку которой в смысле копания в источниках у меня, кстати, всего один денек и остался. Но просто взять и пройти мимо, отказавшись от попытки объяснения случайно обнаруженного странного факта, я уже никак не мог.
Вообще-то, у меня так частенько бывает: попадет заноза какая-нибудь — и не мешает вроде бы, и иных заноз, покрупнее и посаднящей, за глаза хватает — ан нет, пока с этой, маленькой, не разберусь, никак не могу идти дальше. Между прочим, именно так и совершаются многие открытия, в том числе и исторические. Правда, для девяносто девяти с большими сотыми процентов населения земного шарика ничего они не значат и не стоят. Эти девяносто девять с сотыми процентов и не услышат-то о этих открытиях никогда. Но в одной отдельно взятой научной дисциплине, и даже не в ней самой, а лишь в какой-то ее составляющей, это малюсенькое открытие способно вызвать форменный переворот, опровергнуть или, наоборот, подкрепить пару-тройку рожденных маститыми учеными мужами солидных теорий, положить начало новому научному взгляду и породить не одну острейшую дискуссию. И будут в сих дискуссиях среброкудрые корифеи с эспаньолками оные кудри и бородки, образно говоря, выдирать друг у друга с корнем, оспаривая или признавая то самое малюсенькое открытие и делая его, таким образом, либо революционным событием, либо некомпетентным поползновением.
И хотя ни на какое революционное поползновение я вовсе не претендовал, за пятнадцать минут до открытия архива уже топтался под узкой стрельчатой аркой главного входа, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, заспанный охранник в пятнистой камуфляжной куртке (примета времени!), точный клон вчерашнего, откинет металлическую скобу с заиндевелых алюминиевых поручней и я смогу взлететь на шесть лестничных маршей, привычно вдохнуть затхлую пыль тихого зала и попытаться сделать свое маленькое открытие. Не для славы, нет, и не для того, чтобы многомудрые корифеи лишали друг друга растительности в ученых баталиях. Оно и открытием-то останется только для меня… Но и не корысти ради, ибо недостойно исследователя прельщаться манящим блеском Золотого Тельца. И пытаться восстанавливать истину я буду лишь для себя. Для собственного самоутверждения в своих же глазах, если угодно… Слишком высокопарно, друг мой! — фыркнул внутренний цензор. — Попроще надо быть, попроще. А то ведь не поймут тебя люди… Если захотят понять — поймут. А попроще, как известно, у нас только дубли бывают…
Итак: что мне известно? Немного мне известно, прямо скажем. Знаю я дату и место разгрома небольшого, в полсотни штыков, отряда белых. И догадываюсь о вероятном направлении их продвижения к своей гибели. Маловато, конечно, исходных данных.
Но, с другой стороны, не так уж и мало. Потому что я — историк, хоть и плохонький, без регалий — и умею не только строить гипотезы, но и искать факты, их подтверждающие. Или опровергающие. Тут уж — как повезет. В конце концов, история — не физика, где если «эм-жэ-квадрат», то обязательно «пополам». В исторической науке многое зависит от сохранности источников, умения их читать и, особенно, личностной точки зрения на сохранившиеся. Вот к примеру: разгром боевой организации эсэров. Одни историки клянут Азефа, другие — превозносят способности тайной полиции. Объяснять, кто из них к какой исторической школе принадлежит, надеюсь, нет нужды. Правы при этом и те и другие, а истина, как обычно, лежит посередине. Или, что тоже нередко случается, попросту тонет под грузом различных «правд»…
Берем за исходную, что для нашей гражданской войны (как, впрочем, и для североамериканской) было характерно передвижение больших масс вооруженных людей вдоль немногочисленных веток железных дорог: вопрос коммуникаций, знаете ли, автотранспорта фактически не было, а лошадей на всех не напасешься. Поэтому, кстати, во многих глухих таежных поселениях еще до конца двадцатых годов ведать не ведали, что царя больше нет. Пока не стали вокруг этих поселков зоны строить.
