Андрей Салов - Семь смертей Лешего
Голос сердца оказался сильнее голоса рассудка, и красавец карп золотистой молнией метнулся в густоту камыша, с одной лишь мыслью, освободить любимую, вывести из западни в которую она так опрометчиво угодила, на открытую воду. И он вскоре нашел ее, прекрасную незнакомку, с расширенными от ужаса глазами мечущейся по тесному металлическому ящику, морды, как называют их двуногие демоны, в тщетной попытке найти выход.
Вместе с ней, в металлической клетке-ловушке, метались еще несколько наделенных плавниками и жабрами жителей подводных глубин, бестолково ища выход. На них на всех, карпу было наплевать, но он обязан спасти от неминуемой смерти прекрасную незнакомку, запавшую ему в самое сердце, чего раньше с ним никогда не случалось. Ради нее он готов на подвиг, на любое безумие.
Он разогнался и ударил, затем ударил еще и еще, корежа и сминая неохотно поддающиеся яростному напору, металлические прутья клетки. Осталось еще немного, еще чуть-чуть и клетка дрогнет, и образуется в ней приличная брешь, даруя пленникам свободу.
Золотистый красавец напрягся, изготовился для последнего, сокрушительного броска на стены ненавистной темницы. Бешено заворочал плавниками и, поднимая пенные водные буруны, устремился вперед.
Но, увы, сегодня был не его день, удача всегда такая благосклонная, вдруг отвернулась от него, предоставив своего баловня, его собственной судьбе. А она была к нему не так милостива, как того хотелось бы ему. Однажды уже, он обманул ее, предписавшую ему оказаться роскошным блюдом на человеческом столе. Но он не подчинился велению судьбы, избежал уготованной ему участи, благодаря везению, в тот день впервые оказавшему ему благосклонное расположение. И вот сейчас, по прошествии лет, карающая длань судьбы настигла ослушника и низверглась на него с небес, в образе остро отточенных вил, легко пробивших золотистый чешуйчатый панцирь.
И он вознесся к небесам, а потом был брошен на землю, бесконечно далеко от спасительной водной глади, от возлюбленной, которую так и не сумел спасти и чья участь будет еще более ужасной, чем та, что уготована ему. Он умирал, жить ему оставалось всего несколько минут, он чувствовал, как кровавая пена заполняет с трудом втягивающие прокаленный воздух, жабры, готовясь в любой момент излиться мутным потоком, возвещая окружающему миру, об окончании еще одной жизни. А его любимая, ее участь гораздо страшней и печальнее. Ей предстоит провести несколько дней в тесной темнице, сходя с ума от ужаса. Она проживет еще несколько дней, если смерть не придет к ней, как избавление от непрекращающегося ужаса. А затем ее вытащат наверх, туда, где нет воды, где слишком много солнечного света, где воздух раскален и сух, подобен остро отточенному ножу, безжалостно распарывающего тебя на куски. А затем, где-то далеко отсюда, в убогом жилище двуногих, будет пир, где главным блюдом будут плавникастые создания, обвалянные в муке и обжаренные с луком в масле.
Люди поедают мертвечину, они сожрут и умершего карпа. Они едят даже раков, презренных, грязно-серых мусорщиков дна, которых обитающая в реке живность, с давних пор с отвращением обходит стороной. Хотя откуда произрастали корни презрения, старая щука, наблюдавшая за гибелью своего любимца и первейшего ученика карпа, не смотря на возраст и ученость, не знала. В сущности, они выполняют такую нужную и необходимую для реки работу, без которой нельзя, а порой просто невозможно жить. Они убирают мусор, пожирая мертвецов, в силу возраста, болезней, или еще каких-либо причин, опустившихся на речное дно, чтобы обрести на каменистом ложе, желанный покой, которого так не хватает в их суетном мире. Они гниют и разлагаются, отравляя воду, и все живое, неся со своим тлетворным дыханием болезни, а значит и новые смерти.
Кто только не оказывается покоящимся бездыханно на каменистом речном дне. И это не только жители глубин, порой там оказываются существа страшно далекие от водной стихии, животные, обитающие на суше и даже люди. Да-да, те самые злобные существа, что понаставили на реке железных ловушек-морд, перегородили ее русло множеством разнокалиберных сетей, ежедневно собирающие с реки страшную дань. Иногда и они по какой-либо причине, будь то коряга, сильное опьянение, приступ человеческой болезни, или банальная судорога, укладываются на речное дно, сулящее вечный покой.
Так и лежат они на дне, грудой протухающего мяса, пока не добираются до них раки, - санитары реки, да еще зеленые в черную полоску окуни, их добровольные помощники в деле очищения реки от мусора органического происхождения.
И начинается обстоятельная, кропотливая, подчас титаническая работа по очистке речного дна от продуктов распада человеческих тел. Работы предстоит много, очень много, и поэтому повинуясь беззвучному зову, сползаются раки и рачки всех размеров, от мала до велика со всей реки, чтобы насладиться пиршеством, а заодно совершить благое дело.
Щука хоть и хищник, и на своем веку повидала всякого, но картину рачьей пирушки не выносила органически, ее выворачивало наизнанку от одного только вида страшного, копошащегося, облаченного во множество серых панцирей, клубка. Их было много, они кишели на трупе, вовсю орудуя клешнями, запихивая в ненасытные глотки очередные куски человеческого мяса.
А возле них облаком роилась немногословная, молчаливая свита, состоящая из зеленых в полоску окуней, ожидающих своей доли добычи. Неотступно следили бегающими по сторонам глазками за омерзительным и тошнотворным копошением серых панцирей, карауля момент, когда на краткий миг в монолитной панцирной стене, образуется брешь. И тогда, зелеными молниями бросаются они вперед, чтобы урвать кусочек лакомства, ловко отхватив от туши острыми, как бритва, зубами. Мгновение спустя, образовавшаяся в рачьих рядах брешь смыкается и вновь перед глазами окуней сплошной монолит, возле которого они терпеливо кружат в ожидании очередной прорехи, и шанса на добычу. Нельзя сказать, чтобы им перепадало только то, что успевали урвать, в удачно схваченные моменты. Вовсе нет. Им и так доставалось не мало, иначе бы они не кружили вблизи этого места, дни напролет, а поискали бы поживу где-нибудь на стороне. Пищи хватало, главное не зевать, не дать собрату оказаться расторопнее.
Там, внизу, в жутком, копошащемся рачьем клубке тоже шла борьба за лучший кусок. В ее пылу, речные могильщики споро орудовали клешнями, стараясь урвать побольше. Но не все удавалось удержать и донести до ненасытной утробы. И кусок уплывал прочь, туда, где в ожидании добычи, кружили окуни, в мгновение ока проглатывающие подачки. И не было у представителей племени членистоногих ни времени, ни желания догнать, вернуть утерянное. Здесь нельзя зевать, нужно шевелиться, чтобы не потерять место, пока не отхватили приглянувшийся кусок, более удачливые соплеменники.
