Михаил Ляшенко - Мир приключений № 4, 1959
Подписи не было. Не было также и адреса.
Наталья Даниловна тщетно отказывалась пить. Все общество, уже сильно подвыпившее, выстроившись перед ней, орало нестройным хором:
Наталья Даниловна, душечка!
Право молодец.
Как мы славно встретились
С вами наконец.
При вашем содействии мы не пропадем.
Смело, дружно, весело время проведем!
Пей до дна! Пей до дна!
Хором дирижировал сам хозяин, Петр Иванович Чиж.
Жена звала его почему-то «Пти», что по-французски означает «маленький», хотя он был саженного роста и глушил спирт стаканами. Почетный гость — директор леской конторы, пришедший со своим секретарем, хорошенькой блондинкой, подпевал хору тонким голоском. Были еще два молодых человека в модных костюмах, неопределенного возраста мужчина, родственник, налегавший на закуску, и несколько дам, молодых и немолодых, показавшихся Наталье Даниловне чем-то похожими друг на друга.
От усталости, которую принесли дни напряженного ожидания, и от вина кружилась голова. Как в бреду, видела Наталья Даниловна сквозь какую-то дымку ревущие открытые рты, потные лица.
— «…при вашем содействии», — выводил Чиж.
Он снял пиджак и взмахивал рукавами белой косоворотки, как крыльями.
Уговаривали петь хозяйку-именинницу. Маргарита Карловна, оказавшаяся прозаической Соней, искренне веселилась. Обрюзгшее, но все еще приятное ее лицо сияло. У нее были большие голубые глаза, высокий лоб, светлая кожа, рыжеватые волосы. Можно было догадаться, что власть в этом доме в ее руках.
Рудольф сидел рядом с Маргаритой Карловной. Она обращалась с ним покровительственно и на «ты». Наталья Даниловна поняла, в чем заключалась ее роль сегодня: Чиж был ревнив, она в качестве «жены» Рудольфа должна была отвести подозрения Чижа. Поняла она и другое: Рудольфа выдавали здесь за родственника хозяйки, приехавшего издалека. Несомненно, Чиж не знает, для кого нужны пропуска.
«Он просто оказывает содействие родственнику», — думала Наталья Даниловна.
Пестрые круги ходили перед ее глазами. И почему-то вспомнилась строчка из басни «Чижа захлопнула злодейка-западня»…
Мучительно хотелось лечь на узенькой кушетке. Наталья Даниловна направилась было к ней, но гости закричали:
— Хозяйку просим спеть! Про-осим! Перешли в другую половину комнаты.
Хорошенькая секретарша села за старое пианино.
Последовало игривое вступление. Маргарита Карловна, держа прямо тяжелый торс, обвела всех хмельными, лукавыми глазами и запела хрипловатым, но сильным сопрано, подняв кверху палец:
— «Я Шура, ребенок нежный и антиресный, и все могу!»
— «Все могу!» — с упоением подхватил Чиж и его гости.
Больше всех развлекался пожилой лесной директор. Он даже попытался сделать антраша коротенькой ножкой.
Вечер удался.
Наталья Даниловна вспомнила все, что знала о Маргарите. В 1914 году Маргарита Карловна въехала в Россию с румынским оркестром и исполняла игривые песенки в петербургских ресторанах. Во время войны, когда оркестр выслали из России, она была уже женой влиятельного человека, и ее не тронули. После революции муж Маргариты удрал с белыми, а она осталась в Петрограде и стала эстрадной певицей.
Наталья Даниловна добралась наконец до кушетки и, борясь с дремотой, видела, как Рудольф о чем-то договаривается с директором в углу. Разговор, видимо, был деловой, но неутомимый директор время от времени поднимал палец кверху и затягивал:
— «И все могу! Тара-ра-ри!»
В эти дни были у Рудольфа и другие встречи, но о них он ничего не говорил. Каждый раз он возвращался раздраженным и как-то сказал Наталье Даниловне:
— Дрянь, а не люди! Ни чувства товарищества, ни благодарности. Правильна латинская пословица: «Человек человеку — волк!»
Наталья Даниловна молчала, делая обиженное лицо.
«Неужели не скажет? — думала она. — Я должна дознаться».
Надо было вызвать Рудольфа на откровенность.
Однажды он вернулся навеселе, но тотчас заметил, что его спутница дурно настроена.
— В чем дело? Почему у вас такой кислый вид, Наташа?
— Знаете, Рудольф, мне надоело получать кота в мешке. Когда решаются совместно на такое дело, как наше, не прячутся друг от друга. Мне это было бы безразлично, если бы я была уверена в том, что в каждом случае вы поступаете умно. Но я вижу, что вы делаете промахи.
— Да? Ин-те-рес-но! И где же это я промахнулся?
— Да хотя бы на вечеринке! К чему понадобилось показываться целой ораве гостей? Да еще вдвоем! Можно подумать, что мы приехали делать визиты вашим старым любовницам!
— Дорогая, вы просто ревнивы! То, что я сейчас делаю, в равной степени нужно нам обоим.
— А что нам еще нужно? По-моему, все уже есть!
— Нет, не все. Нужно закрепить свое положение там, на той стороне. И сделать это отсюда! Вот это будет солидно!
— Не поняла!
— Сейчас поймете. Я не хочу, чтобы мы туда как с луны свалились и чтобы нас встретили как людей, которые никому не известны, как беглецов…
— Но ваш шеф, ваше служебное положение? И притом ваше появление для вашего отца. Разве же не судьба посылает ему сына?
— Судьба не все посылает. Надо, чтобы человек, абсолютно доверенный, отсюда подтвердил правдивость нашей истории, чтобы он фактами доказал, почему мы не могли остаться здесь, почему потеряли связь.
— Где же взять такого человека?
— Человек-то здесь, да только он, извините меня, большая сволочь! Он хочет меня использовать, поручения дает, а мне письмо написать боится! Не хочет, обезьяна! «Я, говорит, ничего такого не делаю и рисковать попусту не намерен».
— Попусту?
— И ведь что обидно, Наташенька. Я этого артиста давно знаю. Он еще раньше сюда приезжал и при моей же помощи устраивался. А теперь заявляет: «Тогда одно дело было, а теперь другое, и к уже другой». Он уже по новым бумагам появился.
— Может быть, я на него воздействую?
— Исключено. Он и со мной встречаться боится. Везет человеку! Прекрасно устроился, за тридцать тысяч маму завел. Помните, я говорил вам о «сыне»?
— Какую маму?
— Обыкновенную. Не совсем, конечно, обыкновенную… Эрзац-маму.
— Руди, вы пьяны! Что все это значит?
— Ничуть я не пьян! Живет себе старушка, живет при заводе, где ее покойный муж кладовщиком работал — сама-то она подторговывала на рынке, — получает за мужа пенсию. Сын ее без вести пропал на Хасане. Никто ее сына раньше не видел — они жили врозь, но знают, что сын был. И знают, что он пропал без вести. А сын возьми да объявись! И документы все при нем! О ранении, демобилизации. И все дело стоит тридцать тысяч и пожизненную ренту мамаше. И живет он в своей голубятне со старушкой, как в раю. Ни черта не делает! Утверждает, что деньги ему платят за выжидание, за то, что он ничего не делает!
