Василий Ардаматский - Ответная операция. В погоне за Призраком
— Откуда ему знать? — удивился главный кондуктор. — Я и сам узнал об этом только перед самым отходом из Перевальска.
Это немного успокоило Ершова. Он подумал: "Раз Темирбек не знает расписания, ему трудно будет предпринять что-нибудь. К тому же Малиновкин не будет теперь сводить с него глаз".
Мысли Ершова оборвал свисток Бейсамбаева. Ему тотчас же отозвался паровоз Шатрова.
— Поехали, — сказал главный кондуктор, осторожно подталкивая майора к тормозной площадке.
Поезд медленно тронулся с места. Колеса вагонов, мягко спружинив на первом стыке рельсов, с каждой секундой ускоряли свой бег и все чаще и громче постукивали на стрелках и крестовинах станционных путей.
…А в это время лейтенант Малиновкин, с тревогой оглядываясь по сторонам, искал хвостового кондуктора Темирбека. Он только что сошел с тормозной площадки, и как раз в это время поезд тронулся. Куда же он исчез, черт его побери?..
Поезд между тем все увеличивал скорость. Все чаще замелькали стоящие на соседних путях вагоны. Темирбека необходимо схватить немедленно! Замешан он в замысле Жиенбаева или нет, это выявится позже, а сейчас его нужно поймать во что бы то ни стало. Здесь, на станции, нетрудно будет сделать это. На ней стоят лишь два состава-порожняка, а сама станция, насколько было известно Малиновкину, состоит всего из трех служебных построек, за которыми простирается голая степь. Темирбек не уйдет отсюда незамеченным.
Поезд теперь развил такую скорость, что прыгать с него было рискованно, но Малиновкин был хорошим спортсменом и спрыгнул благополучно.
ВРОНСКИЙ НЕРВНИЧАЕТ
О том, что в Большой Курган отправляется эшелон со взрывчатыми веществами, Вронский узнал еще вечером. Он тотчас же вызвал к себе инженера Ивашкина, отвечавшего за безопасность взрывных работ, и спросил, в каком состоянии находится аммонит, привезенный на прошлой неделе.
— Все как полагается, — не очень уверенно ответил Ивашкин, так как по тону Вронского чувствовал, что тот уже заметил какой-то непорядок. — У меня, сами знаете, Анатолий Алексеевич, всегда все точно по инструкции.
Изашкин был рыхлым мужчиной, с трудом переносившим местную жару. Пухлое лицо его постоянно лоснилось от пота, соломенная шляпа, надвинутая на глаза, была обезображена какими-то грязно-желтыми пятнами, а огромный носовой платок, которым он беспрерывно вытирал лицо и шею, никогда не был сухим. Вронский, не любивший Ивашкина за эту удивительную потливость, разговаривал с ним, еле сдерживая брезгливость. Здороваясь, он никогда не подавал ему руки. Не имея оснований упрекнуть Ивашкина в плохом исполнении служебных обязанностей, он все же придирался к нему по всяким пустякам.
Вот и сейчас Вронский смотрел на него строгим, начальническим взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
— А почему у вас, Евсей Фомич, часть взрывчатки до сих пор еще находится на станции? — сухо спросил Вронский, наморщив нос при виде платка, которым Ивашкин торопливо вытер потную шею.
— Но, помилуйте, Анатолий Алексеевич! — взмолился Ивашкин. — С вашего же разрешения временно ее там держим. Но завтра же…
— Как завтра? — закричал Вронский, прерывая Ивашкина. — Сегодня же чтобы все было убрано! Ночью к нам целый эшелон аммонита пришлют, а тут еще этот не убран. Вы что, в сплошной пороховой погреб хотите превратить станцию? Немедленно убирайте взрывчатку куда хотите!
— Но позвольте, куда же я ее ночью дену?.. — всплеснул пухлыми руками Ивашкин. — Ничего с нею не случится до завтра. Она у нас в специальных вагонах-складах, оборудованных в соответствии с "Едиными правилами безопасности"- раздел пятый, глава одиннадцатая. Все вагоны без тормозов и тормозных площадок. Прежние двери забиты. Новые сделаны точно по "Правилам": один восемь, на ноль девять. Открывается внутрь. Я ведь все это назубок знаю. Параграфы двести двадцать семь, двести двадцать восемь…
— Да что вы мне тут инструкции цитируете! — разозлился Вронский. — Сам знаю, что разрешается временно держать взрывчатку в вагонах-складах, но нельзя же скапливать столько взрывчатых веществ на одной станции- сюда целый эшелон аммонита придет сегодня ночью или к утру.
— Так его на других путях поставят, — не сдавался Ивашкин, потея от волнения больше обыкновенного. — А у нас приняты все меры предосторожности. Вагоны-склады имеют опознавательные знаки в соответствии с параграфами пятьдесят три, пятьдесят четыре — красные диски днем, красные фонари ночью. На дверях белые плакаты с черными буквами — "Опасно!". Все как полагается…
Но Вронский уже не слушал его. Он поднялся из-за стола и торопливо вышел из кабинета. По дороге на станцию он тревожно думал, что очень некстати везут ему сейчас эту взрывчатку. Заметив на станционных путях несколько цистерн с бензином, начальник взрывных работ забеспокоился еще более.
"Этого еще не хватало, — раздраженно подумал он, переводя взгляд с цистерн на составы с лесом. — Как нарочно, забили всю станцию горючим материалом…"
Дежурный по станции Большой Курган инженер-лейтенант Грачев, выслушав его, только руками развел:
— Что поделаешь, товарищ Вронский! Станционные пути у нас недостаточно развиты, а грузы все прибывают.
— Так ведь взрывчатку же ночью пришлют, — возбужденно проговорил Вронский.
— Ну так что же? — невозмутимо отозвался дежурный. — Обычное явление. Не впервые такие грузы принимаем. Непонятно даже, чего вы нервничаете?
Вронский, более всего боявшийся обвинения в нервозности, так и вспыхнул весь:
— Кто нервничает? Что вы, в самом деле!.. Не знаете разве, какова обстановка? В любой момент возможна диверсия, особенно в такой благоприятный, когда к нам прибывает чуть ли не две тысячи тонн взрывчатых веществ, а станция вся забита цистернами с бензином и строительными материалами…
— Знаем, все знаем, — спокойно прервал его дежурный. — Не нужно только сгущать краски и преувеличивать опасность.
Дежурный по станции был уже не молодым человеком. На транспорте он работал не первый год и дело свое знал в совершенстве. Спокойно, без суеты привык он принимать решения. Грачев понимал, конечно, что возможность диверсии, о которой все работники станции были предупреждены, делала обстановку серьезной, даже напряженной, но нервничать так и горячиться, как молодой инженер, он положительно не видел оснований.
Вронского же, напротив, возмущало спокойствие этого человека. Лицо Грачева показалось ему почему-то глупым. "Удивительно тупой народ эти эксплуатационники…" — с раздражением подумал он о дежурном по станции и спросил:
