Сборник - Приключения-78
Монголы действительно не причинили каравану никакого вреда. Несколько раз всадники на маленьких лохматых лошадках бросались на караван с воинственными криками, с устрашающим воем и свистом, но сарацинский священник вытаскивал из-за пазухи небольшую медную дощечку с непонятными письменами, и монголы расступались, пропускали телеги.
Позже Юлиан узнал, что эта медная дощечка называлась «пайцза» и давала право безопасного проезда через монгольские владения. Существовали еще золотые и серебряные пайцзы, по давались они только знатным людям.
Юлиан с любопытством разглядывал плоские широкие лица монгольских воинов, их одежды из вывороченных мехом наружу звериных шкур, войлочные колпаки, из-под которых свисало множество туго заплетенных косичек, кривые сабли и луки за спиной. Кони у монголов были быстрые, выносливые, всадники крепко сидели в седлах и могли стрелять на скаку, так как не прикасались руками к уздечкам. Но хорошего оружия у монголов было немного, а железный панцирь Юлиан видел лишь однажды, да и то старый, побитый. Может, слухи о страшной силе монгольского войска преувеличены?
Однако по нескольким встречам с монгольской легковооруженной конницей судить о действительной силе завоевателей было трудно, а сарацинского священника Юлиан расспрашивать о монголах побоялся. Видимо, сарацин как-то связан с монгольскими начальниками, если имеет пайцзу...
20 мая караван достиг пределов Волжской Булгарии.
В большом булгарском городе, обнесенном валами и деревянными стенами, Юлиан расстался с сарацинским священником. Условленную плату сарацин не отдал, но на прощанье подарил слуге войлочную шапку и старый халат, так что Юлиан ничем не выделялся из местных жителей.
Булгарский город был многолюдным. Сами булгары утверждали, что из него могли бы выйти в случае необходимости пятьдесят тысяч воинов, но Юлиан усомнился в столь значительном числе, хотя людей в городе было действительно много. Под навесами сидели ремесленники, стучали молоточками по медным блюдам, плавили серебро и олово в каменных тиглях, крутили гончарные круги. На торговой площади с утра до вечера толпился разноязыкий люд. По улицам, звеня оружием, проходила городская стража, смотрела, все ли спокойно.
Но спокойствия не было. Горожане шептались о новом нашествии из степей. По всем дорогам тянулись к городу обозы с осадным запасом. Оружейники работали день и ночь. Кое-кто из купцов уже сворачивал торговлю, запирал лавки, закапывал в землю серебро. Внезапно поднялись цены на речные суда. Видно, самые предусмотрительные люди уже готовились к бегству.
Тревожно было в Булгарии летом 1236 года.
Юлиан бродил по улицам, смотрел, слушал. Достоверного о монголах здесь знали еще меньше, чем в степном Торчикане. Видимо, отгородившись валами и частоколами, булгары совсем забыли дорогу в степи. Желающих отправиться на восток, в землю венгров-язычников, не оказалось и здесь. Больше на запад тянулись люди из Булгарии, за широкую реку Итиль.
Терпение и усердие всегда вознаграждаются сторицей. После многодневных скитаний по городу Юлиан услышал в толпе венгерскую речь, кинулся, расталкивая людей руками.
Женщина в длинном широком платье, украшенном по подолу цветными лентами, в кожаной безрукавке, облегающей туловище, называла по-венгерски товары, разложенные на земле уличным торговцем, и тут же переводила смысл своих слов чернобородому тучному мужчине. Юлиан приветствовал женщину по-венгерски и, услышав ответное приветствие на родном языке, заплакал счастливыми слезами...
Оказывается, конец пути был совсем близко. Женщина-венгерка, которую выдали замуж за здешнего купца, поведала Юлиану, что Великая Венгрия находится всего за две дневки от города, возле реки Этиль[36], и что там все люди говорят по-венгерски.
— Ты, без сомнения, найдешь своих сородичей и будешь хорошо принят ими, если ты действительно венгр и пришел с добрыми намерениями. Да будет твое путешествие благополучным!
7
Дорога в землю венгров-язычников заняла не два дня, как говорила женщина, а больше недели, потому что Юлиану не на что было купить или нанять коня, и он отправился пешком. Но это была легкая и приятная дорога, и не только из-за того, что конец пути казался совсем близким — очень уж благодатно было вокруг!
Дышали свежестью лиственные леса, в которых соседствовали благородные деревья: дуб, клен, липа. Густой зеленью радовали глаз просторные поляны. Быстрые прозрачные речки журчали на камнях, то умеряя свой бег в круглых покойных омутах, то снова устремляясь за перекатами навстречу утреннему солнцу, туда, где за лесами жадно вбирала их воды река Этиль.
Потом леса поредели, отступили к руслам рек и в низины, и на смену им пришла холмистая равнина, покрытая красочным ковром лугового разнотравья. Яркими зелеными островками лежали на равнине березовые и осиновые перелески-колки. Чистый сухой воздух, напоенный ароматом трав, кружил голову как старое монастырское вино.
А потом на возвышенных, прокаленных солнцем местах стали встречаться степные травы: красноватый ковыль, типчак, пустынный овсец. Здесь, у края степи, Юлиан нашел первое селение венгров-язычников — несколько деревянных домов с плоскими крышами в окружении круглых, покрытых бурым войлоком юрт. Навстречу Юлиану вышли невозмутимые, нарочито медлительные люди, отогнали лаявших на чужака собак.
Венгры-язычники были рослыми, смуглолицыми, с длинными черными волосами, свисавшими почти до плеч. Они одевались в туникообразные рубахи, в короткие безрукавки — камзулы, носили на ногах сапоги с мягкими кожаными головками и суконным голенищем, а на голове — войлочные шляпы. Оружия ни у кого по было, только короткие, витые из ремней плетки висели на поясе.
Высокий старик, отличавшийся от остальных венгров лишь нарядной суконной шапкой с опушкой из бобрового меха, спросил по-венгерски:
— Кто ты и зачем пришел к нам?
Выслушав торопливый ответ Юлиана, старик недоверчиво окинул взглядом старый халат, в который обрядил Юлиана жадный сарацин, и произнес строго:
— По преданиям древних мы знаем, что где-то есть другая Венгрия, куда ушли наши соплеменники, но не знаем, где она. Если ты пришел оттуда, будь нашим гостем и братом!
Юлиан достал из-за пазухи сбереженную королевскую грамоту, развернул пергаментный свиток и поднял над головой. Красные и черные буквы, тщательно вырисованные писцом королевской канцелярии, выглядели по-прежнему внушительно; остатки шелкового шнура, на котором раньше висела золоченая печать, как бы подтверждали подлинность документа.
