Богдан Сушинский - Странники войны
Аленберн плотоядно улыбнулась и взглянула на часы.
— Только на их нерастраченную на фронтах энергию мы и рассчитываем, господин рейхсфюрер. Сейчас мы пообедаем. После этого сможете выбрать себе любую из понравившихся вам девушек. Хотя, должна признаться, нынешний заезд не особенно удачен. Я имею в виду их внешность, — спохватилась Эльза. — Что касается физических данных и чистоты крови — в этом не может быть никаких сомнений. Отбор у нас крайне жесткий.
— Рожают они здесь же?
— Что вы, господин рейхсфюрер! Как только становится заметной беременность, их сразу же переводят в специальный родильный дом, что-то вроде интерната, который находится в двенадцати километрах отсюда.
— У нас мало времени, фрау Аленберн. Где эти ваши красавицы? Хотелось бы взглянуть.
59
Беркут быстро переоделся. Изучил документы. С этой минуты он становился обер-лейтенантом Отто Ротцалем, начальником отдела особой части А* 135. Ну что ж, Ротцалем так Ротцалем, выбирать не приходится. Знать бы еще, что это за часть такая, «А-135», и чем она занимается. Потому как понять ее назначение из документов — совершенно невозможно. Правда, это позволяло ему фантазировать в зависимости от ситуации. Но хотя бы из любопытства...
— Не боишься, что в этой форме вас перестреляют польские партизаны? — спросил Кодур.
— Риск, конечно, есть. Однако существуют и свои преимущества. Например, этот мундир позволит быстрее передвигаться по оккупированной территории, а главное, открыто носить оружие. Кроме того, я уже настолько привык к переодеванию, что оно стало моим любимым занятием.
— А ведь знаешь, вначале я решил было, что твое появление здесь — провокация. И шел с твердым намерением вытрясти из тебя душу, а потом повесить на ближайшей сосне, — мрачно произнес Кодур, выпивая еще одну рюмку й медленно поднимаясь из-за стола. — Если бы не эта схватка с немцами...
— В твоих намерениях вытрясти из меня душу и повесить я ничуть не сомневался. Но должен предупредить: любая попытка осуществить это обычно связана с определенным риском.
Кодур хотел что-то заметить по этому поводу, но в это время вошли Арзамасцев и Корбач.
— Машину заправили горючим из машины немцев, — доложил ефрейтор. — Один из местных парней следит за подходами к хутору.
— На дороге почему-то полно немцев, — добавил Звездослав. — Давненько их столько не было.
— Лично меня это вдохновляет. Не придется долго охотиться за ними, выискивая по дальним гарнизонам, — жестко улыбнулся Беркут.
— А зачем здесь столько мундиров?
— Один из них будет твоим. Выбери, нацепи погоны унтер-офицера. К сожалению, мундир самого унтера для тебя слишком мелковат. Хочу, чтобы ты провел нас, сколько сможешь. Двигаемся в сторону Украины.
Звездослав вопросительно взглянул на Кодура.
— Это мое решение, — жестко подтвердил тот. — Выполняй приказ. С этой минуты ты — в распоряжении лейтенанта Беркута. Договоримся так: автоматы и по одному рожку патронов к ним остаются в нашей группе. Остальные патроны и гранаты — ваши.
— Тогда я прихвачу еще один мундир. Так, на всякий случай, — попросил Звездослав.
— Немецкое барахло меня вообще не интересует.
Хозяин и Анна сидели в соседней комнате, не желая мешать переговорам двух командиров. К тому же старик попросил заштопать ему рубашку. Когда Андрей вошел к ним в мундире немецкого офицера, девушка вздрогнула и поневоле приподнялась, с трудом узнавая его.
— О, пану лейтенанту-поручику слишком страшно идет эта форма, — растерянно сказала она. — Настолько страшно, что хочется взяться за автомат.
— Это всего лишь эмоции, — остановился Беркут посреди комнаты, похлопывая по ладони перчатками. Он уже входил в роль немецкого офицера. — А мы поговорим о деле. Видишь ли, Анна, я вынужден буду просить хозяина, чтобы он оставил тебя в своем доме и помог связаться с партизанами. — Беркут вопросительно взглянул на хуторянина. — Как, сумеете связаться с польскими партизанами?
— Есть тут один человек. Он уж точно сумеет.
— Божественно.
Однако польку такое решение не устраивало. Ее возмущал сам факт, что Беркут определял ее судьбу, не спрашивая у нее согласия.
— Но почему я не могу пойти вместе с вами? Неужели вам не нужна будет медсестра?
— Приятно видеть перед собой медика.
— Нет, я, конечно, не медсестра. Но все же. Перевязать, напоить, постирать...
— В польских партизанских отрядах тоже нужны санитарки, умеющие пользоваться оружием. Это окончательное решение. С Кодуром я обо всем договорился, — снова обратился Беркут к хозяину, давая польке понять, что возражать бесполезно. Звездослав идет с нами. Выступаем под вечер.
— Я действительно пойду с ними, отец, — возник на пороге Звездослав, слышавший их разговор. — Так будет правильнее.
Корбач с грустью взглянул на сына, однако лейтенанту все же показалось, что при этом он едва заметно улыбнулся. Впервые за время их знакомства.
— Что ж, если ты так решил... Отговаривать не стану.
— Божественно, — подытожил Андрей. — Возьми документы водителя, ознакомься с машиной и отдыхай до девятнадцати ноль-ноль, — тут же принялся командовать Звездославом. — Но главное — постарайся поспать. Мы с ефрейтором сделаем то же самое, только расположимся на чердаке соседнего дома, чтобы не набиваться к вам в постояльцы.
60
Эта тайная комнатка когда-то предназначалась для старого графа — владельца замка. Усаживаясь здесь в кресле-качалке, словно на трибуне цирка, он мог следить за тем, что происходит в расположенном на четверть этажа ниже танцевальном зале во время бала, не привлекая при этом внимания и даже не выдавая своего присутствия. Стекла здесь были такие, что из зала он оставался совершенно невидим.
Гиммлер приблизился к невысокому продолговатому окну и, усевшись в кресло, то самое, в котором покачивался, наблюдая за флиртующими парами, старый немощный граф, с интересом осмотрел небольшую стайку оголенных девушек, расположившуюся между двумя дверями, за которыми их поджидали терапевт и гинеколог.
Рейхсфюрер подозревал, что этот осмотр Эльза Аленберн устроила специально для него, однако менее привлекательным зрелище от этого не становилось.
Он плохо различал лица лебенсборянок, зато достаточно точно мог оценить, насколько удачно скроена любая из них. Правда, особого восторга эти девицы не вызывали. Все, как правило, рослые и широкоплечие, они казались Генриху Гиммлеру слишком мощными и мужеподобными. Еще одно подтверждение того, что его вкус никогда не вписывался в общегерманские критерии и не согласовывался с общегерманским идеалом женской красоты. Гиммлеру стыдно было сознаваться в этом, но так уж получилось, что он обожал, женщин невысокого роста, стройных и хрупких. Объяви он сейчас об этом коменданту «Святилища арийцев», она наверняка сочла бы его извращением.
