Богдан Сушинский - Странники войны
— Почти наверняка знаю, о чем вы думаете сейчас, капитан, — проговорил поручик, подставляя лицо лучам угасающего солнца. — «Как не хотелось бы погибнуть за несколько шагов от своих!»
— А если уж добраться до своих, то только вместе с русскими. Так мне значительно легче будет объяснять контрразведке, а то и гестапо, каким образом я попал в плен, а главное, каким образом сумел вырваться на свободу.
— Не волнуйтесь, капитан, — уверенным басом успокоил его Виктор фон Тирбах. — На землю Германии вы ступите как герой. Уж об этом мы позаботимся.
Курбатов давно заметил, что чем ближе они подходили к линии фронта, тем увереннее и нахрапистее становился их барон. Легионер, конечно, готов был понять его: Виктор Майнц, рожденный горничной от промышленника барона фон Тирбаха, долго мечтал о том, чтобы оказаться в рейхе. Эти мечтания трудно сравнивать с его, Курбатова, сугубо солдатским стремлением доказать самому себе, атаману Семенову, германцам, прочей Европе, что в России появился истинный диверсант, равного которому, возможно, еще не знала не только Россия, но и весь мир.
— Так что, какие слова скажете нам у этого рубежа, князь? — словно бы уловил его мысли фон Тирбах. — Помните, в Маньчжурии, на Черном Холме, на плацу у бывшего дома лесника, перед марш-броском к границе? «Там, за теми холмами — русская земля. И никакая граница, никакая пограничная стража не может помешать нам ступить на нее. Мы должны пронестись по России, подобно тайфуну...» Уж не помню, дословно ли, но произнесли вы именно такие слова. Уверенно, вдохновенно. Как видите, запомнилось. И стояло тогда перед вами десять самолюбивых, уверенных в себе, ненавидящих врага офицеров-аристократов.
— Святое дело легионера, — задумчиво согласился Курбатов, стараясь не очень-то проникаться настроением поручика. Ему вдруг вспомнился Власевич. Черный Кардинал. Лучший снайпер группы. Покончивший жизнь самоубийством именно тогда, когда понял, что та Россия, ради которой пошел в этот рейд, осталась у него за спиной. Как ему хотелось, чтобы этот парень — молчаливый, как гранит, несокрушимый, способный достойно выйти из любой ситуации, был сейчас вместе с ними.
Подполковник достал флягу со спиртом и приподнял ее, словно бокал.
— Достаньте, господа, если у вас осталось хотя бы по глотку. Самое время помянуть тех, кто был с нами, но не дошел. Позволив тем самым дойти нам.
Оба офицера молча взялись за фляги.
— Поручик Конецкий, первым павший в бою...
—Поручик Конецкий, — повторили они, будто слова клятвы.
— Поручик Радчук.
— Поручик Радчук.
— Штаб-ротмистр Чолданов. Подъесаул Кульчицкий.
— Так и не дошедший до своей «Великой Польши от моря до моря», — напомнил фон Тирбах.
— Подпоручик Власевич.
— Зря он, конечно, — покачал головой капитан фон Бергер, успевший подружиться с этим немного странноватым русским, одним из своих спасителей.
— Поручик Матвеев, радист. Уж он-то, даст Бог, переживет эту войну. Подполковник Реутов. Бывший унтер-офицер «Дикой» дивизии. Участник корниловского похода на Петроград, поручик Закаспийской боевой армии в Туркестане, познавший затем мытарства эмигранта в Персии...
— Этот успел повидать, — согласился барон. — После каждого названного князем имени он, вслед за остальными, отпивал по небольшому глотку.
— Штабс-капитан Иволгин, храбрейший из офицеров армии атамана Анненкова. Надеюсь, никого не забыл, поручик? — обратился он к фон Тирбаху.
— Грех великий забыть любого из таких офицеров.
Он хотел добавить еще что-то, но возникший где-то внизу, у подножия большого холма, на котором они нашли приют, гул нескольких моторов заставил фон Тирбаха умолкнуть и подхватиться.
— Кажется, танки.
— И сомневаться не приходится, — спокойно подтвердил Курбатов. — Единственное, что должно успокаивать нас, — что подняться сюда они не смогут. Ну а с пехотинцами мы еще немного повоюем.
На плоской вершине возвышенности, в густых зарослях скрывались руины небольшого старинного дворца. Манчжурские легионеры наткнулись на него вчера, поздно вечером. Поняв, что оказались почти в центре расположения русского механизированного полка, они не стали искушать судьбу, подались сюда, на вершину, и спокойно переночевали в небольшой землянке, в которой, очевидно, еще совсем недавно хозяйничали то ли партизаны, то ли дезертиры^
Курбатов и фон Тирбах осторожно приблизились к гребню крутого, почти отвесного склона и, затаившись в кустах, пронаблюдали за колонной. Вначале шли танки, затем, в обрамлении бронетранспортеров, машины с пехотой и прицепными орудиями и вновь танки...
— Не меньше полка, — по-немецки проговорил поручик. В последние дай он почти не переходил на русский да к тому же внимательно следил за произношением Курбатова; в котором упорно обнаруживал «японо-маньчжурский акцент с русским привкусом».
— И колонну неплохо выстроили. Кажется, научились-таки воевать.
— Массой берут, лапотники-обмоточники, — презрительно процедил фон Тирбах. — Массой. Орда — она и есть орда.
— Ну почему вдруг «орда»? Вполне европейская армия, вооружена, обучена.
— Русский патриотизм?
— Скорее — взгляд профессионала. И справедливость.
— Ор-да! — все с тем же презрительным упрямством повторил Виктор. — И очень скоро Европа убедится в этом.
Они не заметили, как сзади с автоматом в руке приблизился капитан фон Бергер.
— Нам бы следовало присоединиться к ним, господа офицеры. Я понимаю, что на этой горке мы в состоянии продержаться как минимум час, однако, знаете ли, не хотелось бы...
Прервали его голоса русских, доносившиеся со стороны развалин. Все трое, по знаку Курбатова, замерли, затем, стараясь не шуметь, двинулись в направлении красных.
— Уломаем командира, чтобы ночевать разрешил на этой горке, — прокуренно басил один из окопников.
— Дык ня пазволит же. Яму кабы паскарей да фронта, — отвечал второй на странном, неизвестном Курбатову то ли русском, то ли украинском диалекте.
— Эй, фронтовики-ружейники! — не стал терять инициативы подполковник, смело выходя из зарослей. — Вы что это к хоромам нашим прицениваетесь? Запрашивать будем дорого.
Увидев перед собой громилоподобного капитана, с автоматом на груди и заткнутыми за пояс немецкими гранатами с длинными деревянными ручками, солдаты-квартирьеры растерянно развели руками.
— Дык приказано падыскать якое гняздечко варонье.
— На каком это языке ты изъясняешься, солдат? — поморщился фон Тирбах. — Вы что здесь, вообще одичали, языка русского не знаете?
