Сергей Алексеев - Слово
— Можно и нынче с кулем ходить, ум бы был да охота, — сказал Иван, разливая остатки. — Я вот тоже зарабатываю — ого! У меня «Победа» своя, вторую уже сменил. Люблю новые машины! Запа-ах такой!.. А как выветрится запах, я ее загоняю по дешевке и другую беру. И все равно денег не хватает… Ишь, бабе надо коньячок покупать, чулочки капроновые, платья вечерние. У меня баба — во! Только строгая — страсть… Держать красивую бабу дорого, расходно, а без красивой бабы — не жизнь… Вот и ломаю хребет.
— Оно и видно, дошел — кости торчат, — пожалел Власов.
— Ничего, приеду домой — отъемся, — успокоил Иван. — Тут еще жара стоит, потому и худею.
Перед тем как идти к Власову, Анна накормила Зародова до отвала. Кормила мясом, специально купленным на базаре, колбасой и вареными яйцами. Уже не лезло — Иван взмолился:
— Не могу больше!
— Ешь! — приказывала Анна. — Если опьянеешь, что мне делать? Ешь! Зажмуривайся и жуй, понял?
Ивану было приятно. Все время начальница скупилась на деньги, жили в режиме строгой экономии, а тут сама заставляет, можно сказать, насилует.
— Бурундук — птичка, — стонал Иван и, зажмурившись, жевал вкусную чесночную колбасу…
И все-таки, несмотря на щедрую кормежку, Иван пьянел. Пимен же Аверьяныч от выпивки только покраснел немного и оживился.
— А чего мы на улице сидим? — вдруг спохватился он. — На жаре-то? Айда в избу! Там хоть и мухи кусаются, зато прохладно… Слушай, а ты не знаешь, отчего это мухи такие кусучие пошли?
— Хрен их знает, — отмахнулся Иван. — Жрать, видно, хотят…
— Э, не-ет! — обрадованно погрозил пальцем Власов. — Ты не знаешь, а я знаю! Мне недавно один умнейший человек сказал. Это не наши мухи. Их из Средней Азии ветром занесло, переселение едучих мух произошло. Наши-то не кусались, а эти живьем жрут, потому что они на родине у себя фруктами питаются. Во как!
— А чего мы в избу пойдем? — спросил Иван. — Выпить-то нету!
— А ты слетай! Сельповский магазин тут рядом, на соседней улице! Ты молодой, сбегай! Я те объясню…
Ивану не нужно было объяснять, где сельповский магазин. Там, в забитом пустыми ящиками дворе, сидела и ждала его Анна…
— Так, значит, там они фруктами питались, а здесь кровью? — удивился Иван. — Вот стервы!
— А чего, приспособились… Ну ты лети, лети! Ноги в руки и айда! — поторопил Пимен.
— Ну, стервы! — сказал Иван. — Я мигом… Сейчас…
— Колбасы купи! — наказал Пимен. — Там вчера колбасу привезли, с чесноком. Больно уж люблю ее…
Иван вышел на улицу, свернул в переулок и побежал. Анна сидела на ящике, ждала.
— Ну что?
— Пока порядок! Пьем, — сказал Иван и сел рядом. — Давай еще бутылку, мы в избу пошли.
— А не много будет? — испугалась Анна. — Вы же напьетесь! Ты провалишь мне дело!
— Он крепкий, черт! — выругался Иван. — Колбасы просит, аппетит у него разгорелся.
— Иван, только не напивайся, — попросила она. — Только держись.
— Молчать, баба! — рассмеялся Иван. — На свои пью! Давай еще!
Анна достала из сумки бутылку и круг колбасы.
— Через полчаса приходи, — сказал Иван.
— Господи, как деньги будем списывать, — вздохнула Анна. — На водку, что ли?
— Сиди и думай, как. — Иван спрятал водку и колбасу под рубаху. — Я сегодня гуляю.
В избе они расположились с Власовым за столом, нарезали колбасы и хлеба.
— Слышь, а ты где работаешь? Вербованный, что ли? — вдруг спросил Пимен.
Иван рассмеялся:
— В лесу денег нету! Я по другой части вербованный.
— По какой же?
— Зачем тебе знать? Мы с тобой выпили и разбежались. Ты на работу — хребет ломать, я тоже…
— Ты погоди, погоди, парень, — Власов поймал его за рукав. — Это что за работа такая? Воруешь, поди?
Иван опять рассмеялся.
— Я законы уважаю, можно сказать, даже люблю… Говорят, к тому же у вас тут прокурор — серьезный мужик.
— Да! — Власов подал стакан. — Крутой! Не зря его бритвой резали, когда он еще в милиции работал. Так щеку располосовали — ужас!.. Слушай, а может, и мне там какая работа найдется у тебя?
— Какой с тебя толк? — отмахнулся Иван. — Ты человек темный, хмурый какой-то… А гармонь у тебя играет?
— А как же! — Власов вскочил, вытащил за ремень из-под кровати гармошку. — Вот она, родимая!
Он растянул мехи и заиграл плясовую. Иван вышел на середину и, закинув руки за голову, отбил чечетку.
И только расплясался Иван, как Власов сомкнул мехи и отставил гармонь.
— Нет, ты пришел ко мне в избу, пляшешь, пьешь тут, а насчет работы сказывать не хочешь! Говори!
— Не могу я, — сказал Иван, утирая пот. — Тайная у меня работа, и говорить запрещено.
— Кем запрещено-то? — удивился Пимен.
— А бабой моей.
— Тьфу т-ты, мужик еще, бороду носишь, — выругался Власов. — А баба командует над тобой. Я свою бабу, знаешь, как держал? Во! — Он показал кулак. — Пикнуть не смела.
— И я свою держу — во! — Иван потряс кулаком. — В рог согнул!
— Это тебя она согнула! — захохотал Пимен. — Ей чулки, ей коньяк… А ты, дурень, ломишь.
— Кто? Я?
— Ты!
— Да я ей сказал: бурундук — птичка! Она теперь так везде и говорит: бурундук — птичка. Это несмотря на то, что она — ученая. Ей говорят: бурундук — зверек, а она — нет, птичка, так мой муж сказал. Во!
— Ученая, говоришь? — насторожился Власов.
— Профессор!
— Но?! А что ты тогда пьешь-то?
— А вот! Ей наука — мне гулянка… Она, вишь, у меня при академии работает, а я — при ней. Думаешь, она диссертации пишет? Я! Я пишу, она относит.
— Так-так, — сказал Власов и отмахнулся от мух. — Из академии… Так я твою бабу знаю! Была она, из академии, говорит…
— Врешь ты все. — Иван плюнул на пол, растер ногой. — У тебя книг нету. А если нету, чего она к тебе попрется?
— Как это — нету! — возмутился Пимен и сощурился. — Книги у меня есть! У меня столь книг — ни у кого столько нету. Во как! Это я твоей бабе сказал — нету. Какая-то она пугливая…
— Так это я ее попугиваю, потому и пугливая! — сказал Иван с удовольствием. — Бурундук — птичка!
Пимен задумался, уперевшись в столешницу. В той же задумчивости налил себе водки, выпил, съел кусок колбасы.
— Ох, и гады же вы все, — хмуро сказал он. — Сволочи, одно слово.
— Это кто? Мы с бабой? — взъярился Иван.
— И вы с бабой, и другие! — рубанул Пимен. — Вы деньги за эти книги лопатой гребете, а меня за дурака держите? За Ваньку с водокачки? Хрен вот вам! Ишь, хозяева нашлись! У этих книг хозяин — я! Ездят тут, чемоданами возят туда-сюда, а мне сунут десятку, и береги их тут сиди… Вы на «Победах» катаетесь, на Черном море дома строите, а я сиди в Еганове в этой избе? Меня пускай мухи из Средней Азии жрут? Эх, какие вы ушлые.
