Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста
— Ты никогда не лишишься моего покровительства, дитя мое, — отвечал граф, дружески положив ему руку на плечо. — Я богат; если нужно будет, я отдам тебе половину моего состояния, но помни, что прежде всего я хочу отомстить.
— И отомстите, монсеньор. Так даете мне полную свободу действовать?
— Полную.
— Положитесь же на меня и не обращайте внимание на то, что я буду делать. До свидания, монсеньор! Вы скоро получите от меня известие.
Еще раз поцеловав руку своего господина, Обрио поспешно вышел.
— О, это письмо! — прошептал граф. — Буду постоянно носить его при себе, чтобы помнить оскорбление, если бы у меня не хватило духу! Ну, — горько прервал себя он, — пойду теперь засвидетельствовать свое почтение герцогу Делафорсу.
Едва он успел выйти, как из-за драпировки уборной высунулось хитрое лицо капитана.
— Morbleu! — воскликнул он, покручивая усы. — Долго пришлось постоять, но я не жалею! Эта тварь ядовитее, чем я думал. Тысяча чертей! Это не сатана, а мадмуазель де Сент-Ирем в новом виде. Хе-хе! Какая мысль у меня промелькнула!.. Пойду к Макромбишу и Бонкорбо! Честные путешественники теперь, наверное, вернулись.
И капитан величественно вышел из спальни графа.
ГЛАВА XX. Где наконец узнают, кто такой был Клод Обрио
Два дня капитан Ватан почти не показывался. Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе исчезли совершенно. На второй день капитан таинственно явился в особняк де Рогана и долго говорил с графиней дю Люк.
О чем они говорили — так и осталось неизвестным. Вернувшись домой, капитан узнал, что Клод Обрио довольно долго пробыл, запершись со своим господином, и затем опять ушел из особняка.
Это, видимо, однако же, не беспокоило капитана. Кроме того, солдаты и Тунеядцы Клер-де-Люня исчезли без всякого следа, и все самые храбрые, самые лучшие: наконец и Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе пропали.
А между тем служба в Монтобане в это время была не тяжелая; солдат хорошо кормили, и делать им было почти нечего.
Странно, что ни граф д'Орваль, ни герцог Делафорс не тревожились этим. Граф дю Люк тоже как-то странно держал себя; он, казалось, ничего не видел и не слышал и даже иногда не отвечал на поклоны.
Часто он целыми часами простаивал перед окнами графини дю Люк, не спуская с них глаз и тяжело вздыхая; когда там все темнело, Оливье задумчиво уходил.
Через три дня после описанного нами разговора графа со своим пажом в осаждающей армии заметили необыкновенное движение; там, видимо, готовились энергично возобновить неприятельские действия, однако же решительного ничего не начинали, только канонада да караулы немножко усилились.
Целый день прошел в постоянном ожидании атаки. Наступила ночь, а с ней увеличилось и беспокойство жителей Монтобана.
Соборный колокол пробил девять. Вся вооруженная масса вдруг как-то дрогнула, точно от электрического удара, и опять все смолкло.
У Сент-Антоненских ворот прохаживался взад и вперед молодой офицер, напевая веселую песенку и представляя собой резкую противоположность грустному настроению жителей Монтобана.
Это был Гастон де Леран. Для него не существовало ни осаждающих, ни осажденных; он думал только о том, что его милая невеста придет, как обещала, рассеять скуку бесконечных часов дежурства. Он не заметил, как на валу показался человек, пошел к бивачному костру, вокруг которого грелись солдаты, но не сел между ними, а опустился поодаль на лафет пушки, куда не достигал свет.
Через несколько минут явился какой-то офицер с несколькими солдатами. Обменявшись паролем с караульным, он подошел к де Лерану и поклонился.
— Здравствуйте, граф! — сказал он.
— А, это вы, капитан Ватан! Здравствуйте, как поживаете?
— Недурно.
— В обход идете?
— Как видите… Брр! Вот ночь-то, а?
— По-моему, отличная, капитан.
— Ну да, вы ведь на седьмом небе, так вам, конечно хорошо. Скажите, пожалуйста, где это граф дю Люк? Битых два часа ищу его и не могу найти. Это прескверно.
— Отчего?
— Так как мы одни, я вам могу сказать.
Капитан искоса хитро взглянул на сидевшего поодаль незнакомого человека.
— Скажите, капитан!
— В совете не совсем спокойны; кажется, чуют измену.
— Что вы?
— Да; говорят, сегодня ночью хотят открыть одни из городских ворот войскам коннетабля.
— Черт возьми! Да неужели это серьезно, капитан?
— Очень серьезно. Прибавляют даже, что откроют именно те ворота, у которых вы дежурите.
— Нет, кроме шуток, капитан! Ведь это прескверно.
— Да уж я тут не виноват.
— Конечно; но эти болваны могли бы выбрать другие ворота, а я именно…
— Что вы именно?
— Ничего, ничего… так. Но при чем же тут граф дю Люк?
— Да ведь он командует нашими отрядами.
— А! Так желаю вам отыскать его, капитан.
Они простились, и капитан ушел. Когда он проходил мимо незнакомца, сидевшего на лафете, тот встал и поспешно пошел к нему навстречу.
— А! Это вы, Оливье! — произнес капитан своим обычным насмешливым тоном.
— Я, мой друг; по некоторым причинам, которые объясню вам после, я хочу остаться здесь всю ночь; замените, пожалуйста, меня при отрядах.
Капитан схватил его за руку и, заставив отойти дальше, к стене, едва слышно скороговоркой шепнул ему на ухо:
— Негодяй Клод Обрио вас выдал; совету все известно, кроме вашего имени; будьте только осторожны, и я за все отвечаю.
— Если так, мне остается только умереть! — с отчаянным жестом воскликнул граф.
— Это никогда не уйдет, — отвечал капитан со своей Л неизменной насмешливостью.
— О, если бы вы знали, друг мой!..
— Все знаю! — отрывисто проговорил капитан. — Что вы меня, за осла, что ли, считаете? До свидания! Мы играем последнюю партию, которую должны выиграть во что бы то ни стало.
— Что такое?
— Ничего, это я сам с собой по обыкновению разговариваю. Так вы остаетесь тут?
— Не тронусь с места.
— И прекрасно. Мне легче будет найти вас. Все к лучшему! Капитан ушел. Граф был сильно озадачен.
То, что он видел заставляло его очень крепко призадуматься. У Сент-Антоненских ворот стояли теперь вместо обыкновенного караула четыре роты полка д'Орваля, к которым беспрестанно присоединялись свежие отряды. Измена действительно стала известна, по-видимому, во всех подробностях, и меры были приняты отличные.
Пробило половину десятого; на валу явились несколько человек, направившихся к графу де Лерану. Когда они проходили ближе к Оливье, он разглядел, что это женщины, закутанные в плащи и капюшоны.
Граф де Леран, видимо, с нетерпением их ожидавший, бросился навстречу и очень почтительно раскланялся.
