Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию
— О, напротив, мы будем очень рады! — воскликнули в один голос Жюльен и Жак.
— А теперь, господа, не угодно ли вам пройти в кабинет рядом с канцелярией. Вы можете расположиться в нем, как дома, и вам, если хотите, принесут сюда ваши вещи. Прямо отсюда мы сможем отправиться в путь, как только придет телеграмма.
Добровольский велел принести самовар и угостил путешественников превосходным, ароматным чаем, а они его за это своими консервами, которые сначала пришлось отогреть, потому что они были совершенно холодные.
Завтрак прошел весело. Много болтали, смеялись. Добровольский, как водится, прекрасно говорил по-французски. Он очень удивлялся фантазии французов — ехать в Бразилию сухим путем.
— Это вот все он, — говорил Жюльен, указывая на друга. — Ни за что не хочет ехать морем — и баста! А скажи по совести, Жак, ведь тебе уж надоело путешествовать? Не хочешь ли назад? А?
Жак даже подпрыгнул на стуле и с живостью вскричал:
— Ни за что!
— Как? Это говоришь мне ты? Ты?
— Да, я.
— Вот странная перемена. Да ты ли это, Жак? Уж не подменили ли тебя? Ты стал совсем другим человеком.
— Может быть. Но только я назад возвращаться не желаю. Хотя бы мне пришлось идти пешком по снегу до самого Берингова пролива, хотя бы, мне на каждом шагу приходилось натыкаться на капитанов Игумновых и через каждую станцию сидеть в остроге, хотя бы мне пришлось зимовать в юртах диких чукчей и питаться тюленьим жиром, хотя бы… Одним словом, я во что бы то ни стало еду вперед. Я не держал никакого пари, и ни лично я, ни моя национальная честь не задеты в вопросе о том, доеду ли я до Бразилии сухим путем или нет, но я все-таки заявляю, как американец: go ahead!
— Браво! — вскричали сотрапезники Жака, любуясь его неожиданным энтузиазмом.
— Итак, господа, давайте чокнемся за наше счастливое путешествие, — закончил Жак свой восторженный спич.
Сотрапезники чокнулись и выпили. Добровольский заговорил:
— Господа, ваши сани сломаны. Это, кажется, случилось во время ареста и по вине капитана Игумнова… Вы имеете право требовать вознаграждения… а также и за багаж, большая часть которого попорчена…
— О, что за пустяки… Не стоит об этом говорить, — возразил Жюльен де Кленэ. — Чемодан мой с деньгами и бумаги целы, а это главное.
— Во всяком случае вам в ваших санях ехать нельзя. Знаете что? Я вас довезу до Иркутска в своих. Они у меня просторные, рассчитанные на четырех человек!
— Мы будем вам очень благодарны, Николай Петрович; нам так еще лучше: вдвоем не скучно, а втроем еще веселее.
— Отлично, господа. Стало быть, в путь.
Жюльен де Кленэ и Жак Арно перед отъездом пошли проститься со старостой Михайловым, хлопотам которого они были обязаны скорым освобождением. Они искренне благодарили его, жали ему руку и кончили тем, что крепко обнялись с ним на прощанье. Старик прослезился и пожелал им счастливого пути. В свою очередь они пожелали ему скорейшего облегчения его участи.
Старик печально покачал головой и произнес:
— Только милость государя может изменить мою судьбу, а я этой милости не заслуживаю… Впрочем, за меня хлопочут…
— Не теряйте надежды, Сергей Иванович, не теряйте, — утешал его Жюльен. — Ваша же русская пословица говорит: на милость образца нет…
Отъезжающие сели в сани. Ямщик погнал тройку умеренной рысью, огибая острог. Проехав улицу города, путешественники опять очутились среди снежной равнины.
— Всем хороша езда на санях, — заметил Жак, — одно только плохо.
— А что? — спросил Добровольский.
— Да уж очень холодно… Бррр! Давно ли мы едем, а уж я начинаю смертельно зябнуть… Нет, Жюльен, как хочешь, а назад мы поедем летом. В тарантасе хоть и тряско, зато не так холодно.
— Как! — вскричал с удивлением чиновник особых поручений. — Вы и назад хотите ехать тою же дорогой?
— Да что же мне делать, когда я и пяти минут не могу пробыть на корабле? Уж в этом я неизлечим, а другого сухопутного пути ведь нет.
Глава VIII
Путевые заметки Жака. — Разочарование Жака насчет сибирских волков. — Сибирские Афины. — Золотопромышленники. — Ангара все еще не замерзла. — Близок локоток, да не укусишь. — Состязание Ангары с морозом. — Целиком. — Сальто-мортале в снег. — Бегство коренника. — Байкал зимой. — По льду. — Полынья. — Коренник проваливается под лед. — Шаманский утес. — Полынья внезапно замерзает. — В Иркутске. — Замечания Жака становятся язвительны. — Новый попутчик. — Воспоминание о Михайлове.
— Сознайся, голубчик Жак: ведь тебе начинает нравиться путешествие. Вот и господин Добровольский, наверное, то же думает.
— Совершенно верно, господин Арно, — сказал Добровольский. — Я вполне согласен с вашим товарищем. Вы положительно примирились с ездой — так, по крайней мере, мне кажется.
— Начинает нравиться?.. Вы оба слишком скоры на заключения. Вернее сказать: начинает заинтересовывать.
— Не придирайся к словам, Жак. Во всяком случае, ты ведешь какой-то дневник, который старательно прячешь. Сознаюсь, мне бы очень хотелось почитать, что ты там пишешь.
— Как? Ты подглядывал за мной?
— Я не делал этого специально, но ведь не слепой же я. Вижу, как ты всякий раз берешь карандаш и что-то царапаешь у себя в книге. Я убежден, что твои путевые заметки очень интересны.
— Не знаю, но во всяком случае они верно передают мои впечатления.
— А, сам сознался! Господин Добровольский, слышите: он сознался, что пишет путевые заметки.
— Ну вот и здравствуйте!.. Недостает только, чтобы вы оба пристали с просьбой дать их вам почитать.
— Разумеется, пристанем.
— Напрасно. Заметки отрывочные, писаны простым, необработанным, нелитературным языком…
— Все равно. Дело не в литературностях, а в твоих впечатлениях.
Жак, для формы, еще некоторое время отнекивался, но под конец, как водится, уступил, достал книжку и начал читать.
«27 ноября. Нас только что выпустили из-под ареста. Радость моя по этому поводу так велика, что я в ту же минуту забыл все неприятности, причиненные лишением свободы. Замечательно одно: с этих пор мой умственный кругозор вдруг словно расширился. Я начал замечать пропасть вещей, которые до сих пор ускользали от моего внимания. Я заметил, что мы едем лесом вековых берез, ветви которых, покрытые инеем, необыкновенно ярко выделяются на фоне синего неба. В общем картина чудная! До ближайшей деревни нас провожала огромная стая волков. Начитавшись о них разных ужасов, я ожидал отчаянной кровавой борьбы. Каково же было мое разочарование: ни господин Добровольский, ни наш ямщик, ни Жюльен не обратили ни малейшего внимания на свирепую стаю. Господин Добровольский объяснил мне, что волки бегут за нами потому, что по проторенному следу им передвигаться легче, чем по снегу, а нападать на нас они не собираются.
