Ник Майер - Факир
Толчок был страшный, и Сукрийяна, пробудясь, должен был испытать невыразимые страдания, такие, что, казалось, его члены были все изуродованы.
Едва выйдя из своего состояния, прежде всего он ощутил странную теплоту, пламенем пробежавшую по его жилам.Потом он почувствовал колотье во всех членах, как будто мириады муравьев разъедали его мясо. Затем ему обожгло нос и уши. Далее… и более ничего, ничего, кроме превосходного самочувствия, сознания, что тело освобождено от прежнего оцепенения.
Тогда свет озарил голову факира. Его память, внезапно остановленная в момент погружения в сон, готова была функционировать, подобно тому, как маятник настенных часов, остановленных на известном часе, пущенный в ход снова начинает свое гармоническое движение.
Но где же он находится? Без сомнения, в храме. Но почему верующие не спешат приветствовать своего героя, своего святого, своего верховного жреца?
Он протягивает вперед руку и нащупывает ручку от двери, случайно нажимает, поворачивает ее и дверь отворяется.
Дневной свет причиняет боль его глазам и он не может удержаться от крика. Ему показалось, что огненное пламя проникло в его глаза, отвыкшие от солнечного света. Но боль скоро утихла, и он смог посмотреть вокруг себя.
Что это? Галлюцинация?
В какое это странное место его перенесли? Ему на глаза не попадается ни одного знакомого предмета. Набальзамированный, он усыпил себя в святилище богини, под сводами, оглашавшимися священными гимнами, и был живым замурован в своем драгоценном ящике, окруженный толпой верующих, – а пробудился один в узкой, темной яме из меди и дерева, в незнакомой и пустой комнате, обставленной странными предметами, форма которых приводила его в недоумение и назначение которых было ему совершенно незнакомо.
Передвигаясь по лаборатории, он случайно подошел к зеркалу, взглянул в него и увидел себя. Боже, в каком он виде! Похожий на труп! Однако, он узнал свои священные повязки, свои украшения, золото, камни, сиявшие на тиаре… В его взгляде светилась его душа, душа Сукрийяны, фанатического защитника своей религии, религии крови и смерти!А что значила его ужасная худоба! Он превосходно себя чувствовал, по-прежнему сильным (настолько было наэлектризовано его тело). Кровь правильно циркулировала в его жилах; пульс бился с равными промежутками, хотя и несколько учащенно. Он начал даже ощущать первые приступы голода.
Сукрийяна ближе посмотрел на себя и увидел, что его кожа около ушей и ноздрей обожжена. Воск, залеплявший ушные раковины, был растоплен. Теперь он понял, – не объясняя, впрочем, этого действием электричества, – почему при пробуждении чувствовал боль ожога.
Мало-помалу он начал отдавать себе отчет. Очевидно, случилось нечто неожиданное. И это нечто, непонятное для него, перенесло его сюда из святилища, где ему надлежало проснуться. Им овладела тоска при мысли, что испытание было исполнено не по всей строгости. Неужели он не будет верховным жрецом великой богини, хранителем ее сокровища?
Но где же он? В Индии? Почему же небо, которое он видит сквозь стекла, такое серое? Почему так холодно? До него долетает, впрочем, шум большого города. Он захотел взглянуть наружу, но лаборатория освещалась через окна, высоко отстоящие от пола, до которых он не мог достать.
Он заметил дверь в стене и нашел ее запертой. Затем он стал отворять ящики и шкафы, рыться по всем углам в поисках отгадки, указавшей бы ему, где он находится, искры света, могущей озарить тьму, в противном случае, он чувствовал, что его разум мог помрачиться.
Он нашел ворох бумаг, склянок, массу инструментов, приборов. Из одного шкафа он выгреб огромное количество небольших пакетиков с надписью, хватая их по столько, что они едва помещались в руках. Вдруг он задрожал от страха, прочтя надпись:
«Патроны с токсонитом.
Взрывчатое вещество.
Количество, достаточное для взрывания 2000 куб. метров.
Избегать малейшего толчка».
А он руками давил их!..
Он поражался, смотря на лампы, то вспыхивающие, то потухавшие, слыша звонки во всех углах комнаты, читая надписи на таблицах и картах, повешенных на высоте его глаз.
Внезапно он остановился, как бы пригвожденный к
полу. Он надавил кнопку и около него раздался голос, выходивший, казалось, из полированного ящичка, закрытого в верхней своей части стеклом, через которое он увидел вращающийся медный цилиндр.
Он понимал слова, выходившие из этой неподвижной коробки! Слова произносились по-английски. С каким вниманием он вслушивался в этот удивительный голос!
А это был голос, раздававшийся из того фонографа, в который мистер Токсон продиктовал свое завещание.
Кто мог бы наблюдать эту сцену, тот увидел бы странное зрелище.
Сукрийяна с горящими глазами, дрожащими руками, нахмуренными бровями, слушал эти объясняющие все слова. И он все понял!
А! Его похитили из храма и перенесли за тысячи лье от Индии! Неверующий проник в страшную тайну, уехал, увозя с собой священный ящик и, замышляя новую профанацию, решил пробраться в святилище, в это святое место, о котором он, Сукрийяна, не осмеливался и думать без религиозного трепета! Он осквернит своим присутствием храм богини; он овладеет ее сокровищем, быть может низвергнет алтарь ее? А! В тысячу раз лучше испытать самые ужасные пытки, чем слышать о подобных осквернениях и не быть в состоянии помешать им!
Но разве боги допустят это? Кали, всемогущая посредница между людьми и высшим божеством, допустит ли она свершиться этому гнусному замыслу? Нет, без сомнения, нет! Раз боги пожелали, чтобы он пробудился по необъяснимой причине и узнал каким-то чудом о коварном плане неверных, – разве голос, выходящий из коробки, не чудо? – то служитель их, Сукрийяна, должен позаботиться о защите их, или, по меньшей мере, о мщении.
Он в Чикаго; он узнал маршрут похитителей священного ящика и, следовательно, должен броситься в погоню за ними! Но как? В этой одежде, без денег? Боги-пок- ровители помогут ему, – прежде же всего необходимо выйти из этого проклятого места.
Все двери заперты?!
Тогда на Сукрийяну напал припадок бешенства. Он бросился к бумагам доктора Токсона, разорвал и растоптал их. Переломал приборы и инструменты, перевернул шкафы и ящики и рассеял по полу золото и банковые билеты! Казалось, что им овладело безумие, конвульсивно потрясавшее все фибры его тела. Пол был покрыт клочками бумаги и битым стеклом. Мебель кабинета перевернута и поломана. Кресла и табуреты, бросаемые сильной рукой факира, летели по воздуху, ударялись о стены и обломками падали на ковер.
Вдруг он испустил крик радости: в своем неистовстве, он ударил креслом по кнопке, скрытой обоями, и этим отворил дверь, ведущую в прилегающий к лаборатории Токсона кабинет В этой комнате, вместе с носильным платьем, помещалось все необходимое для туалета. Кабинет одной дверью сообщался с черной лестницей, проходящей через все этажи гигантского дома, а другой, которую он только что отворил, с лабораторией доктора.
