Андрей Салов - Семь смертей Лешего
А он, ошалевший, отупевший от случившегося, застыл на месте, невидяще глядя на скалящийся труп. С оглушительным треском рушилось так тщательно лелеемые им мечтания о генеральских звездах, ставших вновь недоступными. Теперь, что бы он ни нарыл в тюрьме, это не поможет проложить желанную дорогу на самый верх. О генеральских лампасах придется позабыть, возможно, навсегда, если взять во внимание солидный для военного, возраст.
Лишь когда солдаты унесли тело застрелившегося капитана, полковник вышел из ступора и, чертыхаясь, отправился к поджидавшей его легковушке, со скучающим водителем, и изнывающим от нетерпения лейтенантом. Показалось ему, или на самом деле сверкнули радостным блеском глаза молодого офицера, при виде пронесенного мимо тела в капитанских погонах.
Сопляк догадывался о честолюбивых планах полковника и о том, какая в них роль отводилась капитану Шалмину. И прекрасно понимал, что со смертью главного обвиняемого и свидетеля, подобно карточному домику рушатся планы полковника по обретению заветных генеральских звезд. Но ничего, он еще разберется с дерзким лейтенантишкой. Он уже придумал, как рассчитается с ним за промелькнувший в глазах, злорадный блеск.
Тело капитана Шалмина было брошено в грузовик. Туда же, поместили и его бойцов. Рыкнув на прощание двигателями, колонна машин отправилась в обратный путь, длиною в несколько сотен миль. Минуту спустя, остался позади и двор Халявиных, и эта гнусная деревушка с названием, подстать здешним диким местам, - Шишигино.
В кузове грузовика царило оживление. Солдаты радовались, что закончилась долбанная командировка и они возвращаются домой. Радостному оживлению способствовал и бултыхающийся по кузову, подпрыгивающий на колдобинах и выбоинах, окровавленный труп в капитанских погонах. И хотя его рожа была в грязи и пыли, вперемешку с кровью, на этой гнусной харе просматривались такие знакомые и ненавистные черты. Черты человека, которому каждый бы с превеликим удовольствием плюнул в морду при жизни, но не мог этого сделать в силу объективных причин.
Но теперь, когда Шалмин был мертв, к тому же объявлен вне закона, они оторвались по полной программе. Поупражнялись в прицельном харкании, где мишенью служила рожа бывшего начальника. Когда это наскучило, они дружно помочились на ненавистного капитана, обоссав его с ног до головы, оставив бултыхаться оскверненное тело, в вонючей луже.
Полковник рвал и метал, после приключившегося облома, когда прямо на глазах, рухнула ставшая такой близкой, мечта о генеральских лампасах. Он уже неизвестно в какой раз материл ничтожного капитанишку, ставшего на пути к генеральским звездам, подлой смертью похерив его честолюбивые планы. Изредка бросаемые им взгляды в зеркало заднего вида, еще более усиливали ярость. В глазах сидевшего на заднем сиденье лейтенанта, он явственно читал злорадство по поводу облома, приключившегося у начальства. Этот сопливый лейтенантишка, уверенный в том, что его никто не видит, не скрывал своих чувств, откровенно радуясь случившемуся.
Довольная ухмылка на лице лейтенанта, стала последней каплей, переполнившей чашу полковничьего терпения. Он дал знак шоферу и тот остановился, где-то среди непролазного леса. Из следующего за ними грузовика начали выглядывать озадаченные солдатские лица, пытаясь узнать причину внезапной остановки.
Полковник приказал всем выйти из машины и построиться. Спустя минуту сопровождающие полковника солдаты стояли по стойке смирно, во главе с лейтенантом, командиром взвода, ожидая дальнейших распоряжений. А еще минутой позже, перед строем стояла парочка заросших бородами солдат, с руками связанными за спиной и глазами, опущенными в землю. Солдаты, пришедшие в Шишигино вместе с капитаном Шалминым, которым предстояло ответить за чужие грехи. У полковника было скверное настроение, поэтому приговор, сочиненный в машине несколько минут назад, был краток. Расстрел.
Командовать расстрелом был назначен молоденький лейтенант. Глядя на побелевшее, испуганное детское лицо, полковник торжествовал. Он проучил сопляка, преподал ему урок. И сейчас, стоя в стороне и закурив сигарету, с удовлетворением наблюдал за процессом казни, где главную роль должен сыграть прыщавый лейтенантик. Вот он взмахнул дрожащей от волнения и страха рукой, и как-то обречено уронил ее вниз, давая команду открыть огонь. Грянувший залп, унес жизни ни в чем не повинных пожилых солдат, виновных только в том, что у полковника было плохое настроение.
Не успели покинувшие бренные тела бессмертные души унестись в заоблачную высь, как застучали по земле, остро отточенные саперские лопатки. Тела расстрелянных нуждались в погребении. Довольно скалящийся полковник отрядил бледного лейтенанта, мучающегося позывами к рвоте, руководить процессом захоронения казненных. Полковник был уверен, отныне этот сопляк ни в жизнь не позволит себе улыбнуться в его присутствии, зная чем чревата подобная веселость.
По большому счету полковнику было наплевать на их погребение. Тела можно было оставить брошенными на землю, только оттащить их подальше от дороги, чтобы они не бросались в глаза. О телах вскоре бы позаботились хищные обитатели леса, которые не прочь полакомиться человечиной. Всего несколько дней и от трупов останется лишь груда начисто обглоданных костей, и отполированных до блеска черепов, которые зверье растащит по всему лесу. Вполне можно было обойтись без похорон. В другой ситуации полковник именно так бы и поступил. Но желание еще раз проучить зарвавшегося сопляка лейтенанта, было сильнее желание вернуться поскорее обратно на зону.
Спустя полчаса, все было кончено. Машины затряслись по дороге к зоне, до которой было еще много часов пути. В кабине легковушки, полковник то и дело бросал быстрые, оценивающие взгляды в зеркало заднего вида, любуясь со злорадством кислой мордой сопляка лейтенанта. Картина, всякий раз предстающая глазам полковника, грела душу, позволяя на время забыть о рухнувших планах. О виновнике всего этого переполоха, грязной куклой перекатывающегося сейчас от борта к борту в следующем позади, грузовике с солдатами.
2.4. Слухи о призраке
Когда машины с полковником и солдатами укатили прочь, прихватив капитана Шалмина и его бойцов, по селу поползли разговоры. Теперь можно было открыто говорить обо всем и люди вовсю судачили о случившемся. Неспроста просидели военные в селе целый месяц. Значит земляк Халявин, бежал из заключения, оставив в дураках посланную за ним погоню, во главе с застрелившимся капитаном. Видать были на его совести грехи и пострашнее, нежели побег заключенного, коль предпочел он смерть, возвращению.
