Александр Омильянович - В Беловежской пуще
Антон, склонившись над столом, всматривался в схему, начерченную Сибиряком.
— Тебе что-нибудь понятно из этого? — подняв голову, спросил Вырва.
— Вижу план аэродрома, но не все для меня ясно.
— Тогда смотри и слушай. Это территория аэродрома. Здесь расположены подъездные пути. Вот тут находится эта проклятая стена, а эти квадраты — жилые помещения для персонала и охраны, — показывал он карандашом. — Теперь смотри, так как это самое главное. Здесь расположены ангары, а эти крестики — посты охраны...
— Понимаю.
— Подходов несколько, но самый лучший со стороны шоссе, ведущего в Лапы. Этим путем проберемся на аэродром. Снимем два поста. Наше прикрытие займет здесь позицию и в случае необходимости откроет огонь по охране, которая бросится на помощь постовым. Ну а затем в ход пойдут мины, гранаты, зажигательные средства, и — обратно в лес... Ясно?
— Ясно.
— Завтра принесу тебе тротил. Приготовишь три мины. Подумай и сконструируй какой-нибудь запал попроще для бутылок и банок с горючим. Сколько дней тебе потребуется на это?
— Два, ну, скажем, три дня хватит. Ты думаешь, нашей группе будет под силу такая операция? — спросил Антон.
— Нашей и группе Лукаша. Должны справиться. У нас нет больше людей.
— Ты уже говорил с ним?
— Поговорю завтра. — Вырва взглянул на часы. — Готовь рацию. Скоро передача...
Шмидт без стука вошел в кабинет Альтенлоха, но, увидев, что тот возбужденно разговаривал с кем-то по телефону, остановился и стал ждать. Наконец шеф гестапо положил телефонную трубку и сказал:
— Бельск снова сообщает о появлении новых партизанских групп и о диверсиях на шоссе и железной дороге. Кстати, не только Бельск... Слушаю, что у вас нового?
— Час назад я встретился с агентом Хартным. Главная квартира Сибиряка находится в Белостоке...
— Я об этом слышу уже не первый раз, — сердито прервал его Альтенлох.
— Я сейчас закончу. Хартный и Сибиряк встретились на рынке. Сибиряк сообщил агенту, что рация находится в городе, что Антон уже здоров и работает. Но не это главное...
Альтенлох, несколько успокоившись, с интересом смотрел на Шмидта, а тот продолжал:
— Сибиряк готовит серьезную операцию. Для этого он потребовал всю группу Хартного. Подробностей агент пока не знает. На днях, вернее, в одну из ночей Хартный будет на совещании у Сибиряка. Обсудят план диверсии. Согласно донесению агента, квартира Сибиряка находится в центре города.
— Что говорят данные радиопеленга?
— То же самое, что и раньше. Рация работает в квадрате Е-8. Это центр города.
Альтенлох разложил на столе карту Белостока.
— Квадрат Е-8 охватывает район от улиц Сухой и Млыновой до территории гетто и от площади Костюшко до Английской улицы, — проговорил себе под нос Альтенлох. — Можно ли тщательно прочесать такой квадрат города с тесной застройкой?
— Я понимаю ваши опасения...
— Успеет агент сообщить, когда пойдет на встречу с Сибиряком?
— Найдет способ. Кроме того, я распорядился расположить автомашины с радиоаппаратурой в центре этого квадрата.
— А Сибиряк ничего не заподозрит?
— Машины приедут ночью и укроются где-нибудь во дворах.
— Я распоряжусь прочесать этот квадрат, — сказал шеф. — Радиоаппаратура сделает точный пеленг. Усиленные отряды СС и жандармерии тщательно прочешут две-три улицы. С меня хватит этих докладов, этих подслушиваний и всей этой проклятой операции «Егерь»! — Альтенлох повысил голос.
— Но прочесывание только испортит всю нашу работу. Дело зашло так далеко, что теперь это вопрос нескольких часов, — просительно сказал Шмидт. — Ему уже не удастся уйти из этой западни.
Альтенлох выразительно поглядел на Шмидта и медленно проговорил:
— Вы можете поручиться за это?
— Так точно, если никто не помешает осуществлению моих планов.
— В таком случае я пока воздержусь от своего приказа...
Вырва посмотрел на часы. Было около пяти часов вечера. «Должны уже быть», — подумал он и вышел из кустов на дорогу. С аэродрома донесся грохот двигателя взлетавшего самолета.
Лукаш и Зигмунт пришли через полчаса. Вырва подозвал их к себе. Они осторожно кустами подползли к краю поля аэродрома.
— Это будет участок нашей операции. — Сибиряк рукой указал на видневшиеся вдали ангары.
Лукаш смотрел на аэродром, ангары и внимательно слушал, что шепотом говорил Вырва. Теперь ему стало ясно, о какой операции шла речь...
— Ты уже разработал план? — спросил он Вырву.
— Да, в деталях.
— Когда я с ним могу ознакомиться?
— Сегодня. Вечером придешь на улицу Оловянную.
Лукаш затаил дыхание.
— Подойдешь со стороны старого кладбища, — объяснял Вырва. — Там есть первый дом по правой стороне от стены кладбища. Входи со двора и два раза постучи в окно. Если у тебя есть взрывчатка, принеси ее. Подсчитай наличие оружия и гранат... Ты, Зигмунт, передай Петру, пусть он тоже придет. Теперь еще раз внимательно присмотритесь к месту нашей операции, и возвращаемся назад.
Автомашина остановилась возле одного из домов на улице Фабричной. Часовой взял на караул. Шмидт ответил на приветствие и исчез внутри дома. Альтенлох вышел ему навстречу. Шмидт, заискивающе улыбаясь, подал ему маленький исписанный листок бумаги. Тот быстро пробежал его взглядом:
«Квартира Сибиряка находится на Фихтенштрассе, бывшей Оловянной. Первый дом по правой стороне — от стены кладбища. Сегодня ночью там назначен сбор диверсантов...»
Они вошли в комнату. Шмидт вытащил из портфеля план Белостока.
— Это вот здесь. — Он указал пальцем и обозначил кружком дом подпольщиков.
— Хартный будет там? — спросил Альтенлох.
— Будет. И вся группа Сибиряка...
— Наконец-то! Машины с радиоаппаратурой подтянуть как можно ближе. Когда начнется передача, пусть на всякий случай сделают последний пеленг. Это для перестраховки. Цыганскую и Оловянную взять в двойное кольцо окружения...
— У меня уже есть схема, — вставил Шмидт.
Они вышли к автомобилю, стоявшему перед домом, и направились в гестапо.
В это время в дом на улице Оловянной уже прибыл Петр, а через несколько минут, когда стемнело, Лукаш, за ним Зигмунт. Таким образом, все были в сборе.
Вырва молча всматривался в сверенную схему аэродрома и делал на ней какие-то пометки. Рядом с ним за столом сидел Антон и изготавливал запалы для «зажигалок». Лукаш курил сигарету и молча изучал взглядом помещение. Стараясь быть внешне спокойным, он тщательно скрывал свое возбуждение, и его электризовал каждый звук, доносившийся с улицы.