Марко Марчевский - Остров Тамбукту
— Так! — пробормотал капитан, потирая руки. — Хорошо, хорошо!.. Чудесно! Главный вождь в моих руках!
— Он в джунглях, и вы никогда его не поймаете, — возразил я.
— Он сам придет ко мне...
— Этого никогда не будет!
— Тем хуже для него и его дочери!
— А ваши матросы? — напомнил я. — Не забывайте, что пять ваших матросов...
— Вы о них не беспокойтесь, — перебил меня капитан и небрежно махнул рукой. — Во флоте императора-солнца существуют традиции. Каждый матрос, попавший живым в руки врага, не заслуживает снисхождения. Эти негодяи должны были умереть как герои, а не сдаваться живыми. Они запятнали и свою, и мою честь. Пусть их сожрут дикари — это послужит примером для других...
«Ужасный человек! — подумал я. — Без сердца, без чувств. Что делать?» Мне пришло на ум, что капитан вспомнил о чести. Сдавшись живыми, его матросы запятнали свою и его честь. Ну что ж! И у меня есть честь!..
— Я поклялся главному вождю, что его дочь будет освобождена, и только тогда он согласится оставить в живых ваших матросов и меня. Если вы ее не освободите, главный вождь скажет: «Белый варвар обманул. У него нет чести. Все белые и желтые — варвары, люди без чести...»
— Вы меня смешите, ха-ха! — сказал капитан и язвительно рассмеялся. — Неужели вам не безразлично, что подумает о вас этот дикарь?
— Совсем не безразлично. Мое понятие о чести...
— Оставайтесь при вашем понятии, — прервал меня капитан Сигемитцу, а дочь главного вождя останется моей пленницей. Или ее отец капитулирует, или...
— Или что? — насторожился я.
— Вы много хотите знать, союзник! — строго заметил капитан и встал.
Разговор был окончен. Зинга оставалась его пленницей, а я «союзником». Это было унизительно.
— Господин капитан, вы должны освободить эту девушку!
— Должен? — он посмотрел па меня через плечо.
— Да, должны! — мой голос прозвучал дерзко.
— Почему?
— Потому что она моя невеста!
Он повернулся ко мне, и, принужденно улыбнувшись, сказал:
— Союзник, я вам не верю. Мне известно, что дикари не обручаются и не венчаются. Эти вещи у них обделываются просто.
— Они обручаются и венчаются так же, как и мы, — возразил я. — И защищают свою честь гораздо больше, чем некоторые цивилизованные люди.
Капитан свистнул от удивления, потом сказал:
— Союзник, не говорите глупостей. Эта девушка — моя пленница и я поступлю с ней так, как мне заблагорассудится. Первым делом я ее сфотографирую и вставлю в альбом на память. У меня есть альбом с фотографиями девушек разных стран: китаянок, монголок, малаек, даже европеек. Настоящая дикарка среди них — это будет оригинально, не так ли?
— Вы этого не сделаете! — с возмущением крикнул я.
— А кто мне помешает, союзник?
— Моя честь и ваша совесть!
— Ваша честь, — он кисло усмехнулся. — Давайте говорить откровенно. Я признаю только одну честь — честь на поле битвы, и только одну честь Японии и императора-солнца. Я прибыл сюда, чтобы занять остров и превратить его в военную базу. Всякий, кто будет препятствовать моей задаче, будет беспощадно сметен с лица земли. Понятно, союзник? Тут нет места для романтики. Это девушка — дочь их главного вождя, а он мой враг.
— Но она моя невеста, а я ваш союзник!..
— Союзник? Ну, ладно! Тогда знайте, что мы не делимся рыбой, попавшей в наши сети. И я вам рекомендую поджать хвост, потому что не буду церемониться.
Он нажал кнопку на письменном столе. Вошел вестовой и отдал честь.
— Отведите этого юношу в камбуз! — приказал капитан.
— Что это значит?
— А вы не понимаете? До сих пор вы были моим союзником, а отныне пленником.
— Но это нечестно!
— Молчать! — топнул ногой капитан, и губы у него искривились от бешенства. — Посади свинью за стол! Вон!
Вестовой вытолкал меня за дверь и погнал в камбуз.
IV
Все было ясно. До тех пор пока капитан рассчитывал заманить племя переговорами, я был ему нужен, и он обходился со мной как с «союзником». А поняв, что переговоры бесполезны и я ему больше не нужен, он превратил меня в пленника и отправил на кухню на «почетную» работу, как и Стерна.
Мы со Стерном чистили и резали лук и картофель, мыли котлы, тарелки, кастрюли и стаканы, выливали помои, подметали и мыли пол, работали с утра до вечера. Но не столько нас угнетала работа, сколько грубое отношение кока Ясуды. То он нас ругал за крупно нарезанный картофель, то за мелко нарезанный. После обеда, когда отдыхал, он заставлял нас дежурить у его койки и отгонять мух. Он обращался с нами, как в свое время китайские мандарины со своими рабами.
Стерн и раньше недолюбливал судовых коков и не считал их настоящими моряками, а сейчас к Ясуде испытывал двойную ненависть. Потому что Ясуда был не только коком, но и нашим мучителем. Но Стерн закалил свою волю в морских бурях и, стиснув зубы, терпел грубости кока. Однажды он сказал мне:
— Если все японцы такие, как эта гадина и капитан Сигемитцу, японская нация должна быть стерта с лица земли.
— Нация не виновна, Стерн, — возразил я. — Японцы — хороший народ.
— Вы идеалист, — упрекнул меня Стерн. — Чрезмерно верите в добро и людей.
— Я верю в народ.
— А разве Ясуда и ему подобные не народ?
— Нет, они паршивые овцы в стаде...
— В таком случае, в японском стаде исключительно много паршивых овец, — изрек Стерн.
Он не скрывал своей ненависти к японцам и, проходя мимо них, не здоровался, а когда получал пинок от офицера или боцмана, не удостаивал злодея даже взглядом.
Стерн сказал мне, что только один раз видел Зингу, когда ее привезли на подводную лодку, и ничего не знает о ее дальнейшей судьбе. Он предполагал, что она заперта в каюте капитана, но я знал, что там ее не было. «Где Зинга и как ей помочь? — задавал я себе вопрос. — Хоть бы мне ее увидеть, поговорить с ней, успокоить!..»
Однажды, перенося из склада тяжелый ящик макарон, в узком коридоре, ведшем в камбуз, я натолкнулся на Смита. Он очень похудел. Обросшее щетиной, бледное увядшее лицо, с ввалившимися щеками; глаза лихорадочно блестели, рваная рубашка, лохмотьями свисала с плеч, а его коротенькие штанишки были вымазаны красной и синей краской — очевидно, его заставляли что-то красить на лодке.
— Как, и вас постигла наша участь? — удивился он, видя меня с ящиком па спине. — Ведь вы были союзником этих свиней?
— Победители не нуждаются в союзниках, — ответил я.
— Плохо, очень плохо! — вздохнул Смит. — Если эти бандиты захватят Азию, а Гитлер — Европу, не поздоровится ни Азии, ни Европе.
