Георгий Шилин - Приключения 1968
— Сама судьба сделала за вас выбор. Ваш шофер убит. На вашей машине я приехал в Гавану. И наконец, в вашей квартире я провел ночь… Любой из этих улик достаточно, чтобы вас поставили к стенке. У вас единственный путь — идти со мной.
— Нет! Нет! Нет!..
— Успокойтесь. Выпейте.
Он протянул ей стакан. Она взяла. Конрад подошел к балконной двери.
— Та-ак… С Мерильдой что-то случилось…
Он возвратился к Бланке.
— Возьмите себя в руки. Нам нужно уходить. Одевайтесь.
«Боже!.. Уж лучше бы он сошел с ума!.. На что он поднял руку! Неужели нужно все это, чтобы понять и сделать выбор?… Боже мой, неужели нужно было все это…»
Конрад направился к двери. Девушка вскочила, раскинув руки, встала перед ним.
— Убивать? Нет! Не пущу!
— Я не шучу. — Он сунул руку в карман. — Уйдите!
— Не пущу! — Она загородила дверь.
— Ну что ж…
За окнами куранты пробили один раз.
Хосе Васкес оставил машину на углу Авенида Уна и заспешил к дому Бланки. «Одно к одному! Одно к одному!..» Он испытывал досаду за все неудачи этих дней, когда, казалось, можно было проявить себя с таким блеском. И злость на капитана — за его тон, за то, что Обрагон прав, за то, что в его власти помешать Хосе быстро подняться вверх. «Ничего, еще все только начинается! Попался бы только этот подлец Ронка именно в мои руки!..»
В темноте у дома Бланки маячили несколько фигур. В маленькой и тонкой Васкес угадал Хуанито. Тихо позвал:
— Эй, парень!.
— Вы меня, командир? — отозвался мальчуган.
— Больше от красотки никто не выходил?
— Нет, командир.
— Лезь по трубе на балкон! Что-то шоферишка застрял. Лезь!
Хуанито подошел к водосточной трубе. Раздался удар курантов.
Мальчуган ловко вскарабкался по трубе, спрыгнул на балкон. Остановился в дверях. Его рожица расплылась в улыбке.
— Я очень поздно, сеньорита? Вы приглашали меня на чашку кофе!
Он заглянул в комнату, увидел Бланку, преградившую путь мужчине. В ярком свете увидел мужчину. Остолбенел. И закричал истошным голосом:
— Маэстро! Он здесь!
— А, проклятье!.. — Конрад выхватил пистолет и повернулся к Хуанито.
— Ребенка! — Бланка заслонила мальчугана.
— А-а, святая Мария! — Конрад выстрелил в девушку.
Она упала. Он выстрелил вслед исчезнувшему в темноте Хуанито. За стеной дома послышались крики, топот ног. Он бросился к окну. Выпрыгнул. Стреляя наугад, побежал. Его преследовали голоса:
— Держи! Держи! Уйдет!..
Щелкали выстрелы.
9
Капитан Обрагон сидел за столом. Могло показаться, что он не вставал из-за него вот уже вторые сутки. Лицо его приобрело землистый оттенок. А правый, с разлившимся кровоподтеком глаз стал еще красней.
Зазвонил телефон. Капитан узнал голос команданте. Слушал его молча, сомкнув губы. Резко сказал в трубку:
— Да, понимаю. Не надо, команданте. Я не люблю валерьяновых капель… Да, понимаю. Мой принцип тоже такой: доверяй, но проверяй.
Повесил трубку.
Мужчина с трудом протиснулся в щель ограды. Огляделся. Это был двор склада или магазина, заставленный разбитыми ящиками, захламленный рваными бумажными мешками.
Мужчина огляделся и, осторожно ступая, побрел в глубь двора, за бочки и тюки. Он шел медленно. Каждое движение отдавалось болью в левом плече. Он поддерживал правой рукой другую руку — под локоть, ощущая ладонью только тяжесть, а не свое израненное, кровоточащее тело.
Ночью неизвестно где он потерял каскетку, порвал в клочья блузу и брюки. Без передышки, как зверь, заметающий след, он петлял по городу. Выходил на явки и обостренным чутьем чувствовал что-то настороженное, враждебное за молчаливыми дверями и окнами тех домов… Несколько раз чуть было не напоролся на патруль — вдавливался в стены, растворялся в тени. Ему чудилось: весь город взвел затворы своих карабинов и пистолетов… И одновременно слух и взгляд улавливали и фиксировали и шорохи моря, и свет в окнах ночных баров, и шепот влюбленных, и песни, и музыку… Город жил, и ему не было никакого дела до него, до Конрада де ла Ронка…
Перед рассветом он все-таки нарвался на засаду. Пришлось отстреливаться, бежать. Кажется, погоня отстала. Но он еще долго не позволял себе передохнуть. Только сейчас, в углу двора, перевел дыхание. Опустился на кучу хлама. Привалился спиной к шероховатой безоконной стене. Небо над головой становилось жемчужным. Розовым светом загорались кромки облаков.
Хотелось пить. Губы пересохли, и язык распух. Наверное, поднимается температура. Он попробовал пошевелить левой рукой в плече. Резкая боль. Наверное, пуля задела кость… Тогда, в перестрелке, он даже не ощутил ранения — только потом, в проходных дворах, когда стал тяжелым и горячим рукав…
Что же делать дальше?
Тупая, как боль в плече и боль в голове, продиралась мысль. Он подсознательно отгонял ее. Не давал ей завладеть мозгом. Но она проступала все четче: «Бланка… Бланка!..»
Боль в плече нарастала. Что же делать дальше? Рыскать по городу, пока не схватят, не засунут в рот грязный кляп, поволокут, как мешок, а потом пристрелят под забором?
Пристрелят, как он пристрелил того шофера. И Бланку. Женщину, которую любил… Бессмысленно. Все бессмысленно.
Бессмысленно? Ну, нет!.. Только бы выбраться отсюда и вылечить руку. Только бы выбраться. Бланка?.. Ну что ж…
Он словно бы прислушался к тому, что происходит в его душе. Нет ни жалости, ни страха. Снова только ненависть. Он выполнит задание, даже если это будет стоить ему жизни!
Конрад снова ощупал раненую руку.
За оградой послышались шаги. Цокая подковками каблуков, приближался патруль. Голоса парней были возбужденны и самоуверенны. Вот уже можно разобрать, что они говорят.
Звонкий, совсем молодой голос:
— Он не мог далеко уйти, я видел — он ранен. Он где-то здесь!
Другой, с хрипотцой:
— Вот! Смотрите! Это кровь!
Шаги остановились за оградой. Наверно, солдаты осматривают землю, ищут следы. Третий голос:
— Вот капли… Вот… И вот!
Снова шаги. Они приближаются к тому месту, где Конрад нашел проход во двор. Неужели попался?
Голос с хрипотцой:
— Сейчас проверим. Только осторожней. Он умеет стрелять, этот гад. Ты, Хесус, стой здесь. Вы, ребята, оцепите по углам. А мы с Франком прочешем двор. Пошли!
Конрад встал. Бесшумно, как кошка, прыгнул за угол сарая. С трех сторон — каменные стены. Не выбраться. Но зато отсюда, из-за укрытия, весь двор как площадка в тире…
