Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан
Во время следующего сеанса связи, он, страшно волнуясь, потея и заикаясь, поговорил.
Его выступление проходило под одобрительные взгляды и просто неприличный до колик в желудке молчаливый припадок хохота Гусарова. В изнеможении склонившись над соседним столом, он то ли плакал, то ли хрюкал от смеха. Однако Поняшин в дальнейшем готов был поклясться здоровьем своих детей, утверждая, что во время его разговора Лёха рыдал как дитя неразумное.
Называть ту, искреннюю чушь, разговором было нельзя. И все же, после разговора, он чувствовал себя настоящим героем нашего времени. Ну, если и не героем, то чем-то сродни мифическому богатырю, которому исходя из его человеческих качеств, доверили чужую тайну. А богатырь тот, «размахнись плечо, раззудись рука», спас добрых и кротких русичей, от поругания иноземным и ненавистным чудищем противным и осклизлым.
Когда Паняшин положил телефонную трубку на рычаги и оттер пот со лба. Умирающий от хохота, с раскрасневшимся лицом и полными слез глазами Алексей, всхлипывая, прислонил голову к его плечу…
Пытаясь восстановить дыхание, все еще изрыгая из своих недр остатки хохота, умело маскируя их под рыдания, он признался Паняшину, что тот своим героическим поступком спас не одну, а две жизни.
Счет до двух, здесь прост. Если бы этот гиеновый шакал с которым он только что балакал по телефону узнал об их связи и взаимной любви, то из табельного оружия убил бы свою жену. Гусаров же умер бы от горя во время посещения заброшенного могильного холмика…
Сообщив эти сентиментальные и кровавые подробности, он выбежал из дежурки, чтобы где-нибудь подальше от нее, вволю поплакать над своей неудавшейся судьбой.
* * *
К середине продолжающегося суточного дежурства страсти вроде бы улеглись. Многим службам находящимся в состоянии боевой готовности был дан отбой. Офицеры, забегавшие в помещение дежурной части звонить домой, бурно обсуждали со своими родственниками знакомыми и примкнувшими к ним людьми всевозможные мероприятия связанные с проведением наступающих дней отдыха.
Алексей был невольным свидетелем разговоров своих подчиненных и просто сослуживцев, в которых те обстоятельно, а иногда и со скандалом обсуждали свои семейные проблемы. Его удивило то многообразие граней человеческих взаимоотношений о которых он, как человек живущий один и думать не мог.
Послушав, кто, чем будет заниматься в выходные, кое-какие зарубки в памяти сделал. Без этих зарубок задуманное им «варенье из лопухов» могло не получиться.
* * *
Через пару часов началось цирковое представление. К нему он особенно не готовился но, как и в разговоре с Паняшиным, основным моментом выбрал джазовую импровизацию.
В джазе, что главное?
Синкопа.
А еще?
Правильно. Выдерживать ритмический рисунок.
Сочинение же самой музыки, происходит в момент ее исполнения.
С радостным выражением на лице, Алексей заходил к знакомым офицерам с очень интересным на его взгляд предложением. Он приглашал «друзей» на рыбалку. При чем именно тех из них, кто под завязку был занят своими семейными проблемами. Для многих его увлечение таким серьезным занятием было неожиданным открытием.
— Ты рыбак? — они искренне недоумевали. — Тебе, зачем этот геморрой? Живешь один. К любой бабе, когда захочешь… Хоть в преферанс, хоть в домино… Хоть с пивом, хоть с водкой… Ни какого прикрытия искать не надо. Отчетный доклад, никто не потребует…
Такие рассуждения, заставляли уже его удивляться. Он и не думал, что рыбалка для большинства это не более чем красивый и благородный предлог вырваться из семейного теплого и уютного гнезда. Но с оптимизмом строителя коммунизма, где каждому по потребностям не терял надежды найти бескорыстного любителя рыбалки.
— Посидим. Поболтаем. Главное место знаю отличное. Всего пару часов пешком от шоссе. Нет. Машина там не пройдет. Болота, топи…
— Змеи? Гадюки?
— Змеи… Конечно, есть. Как это, на болоте и чтобы змей не было. Но зато, не будет ни баб, ни водки, — сладким голосом токовал он, заранее меняя нравственные и моральные ориентиры своих боевых товарищей. После переходил на мечтательный шепот. — Зато будет… Ты не поверишь… Будет, успокаивающее нервную систему мерное и монотонное гудение кровопийцев-комаров и бессонная, сырая ночь у воды.
От предвкушения всего этого, его голос приобретал некий бархатисто-лирический оттенок.
И ему искренне было непонятно почему, после того как он так заманчиво и красочно расписал перспективы проведения свободного времени. В ответ простые люди, с которым он бок о бок служил не за страх, а за совесть пожимали плечами, морщились и с сожалением смотрели на него, как на сумасшедшего.
А ведь он еще даже не подошел к описанию того, что они теряют в результате такого похода. Скажем, теплая не чужим, а собой согретая жена, которую не видел и не ощущал восемь суток.
Туда же, в потери, надо было списывается и вкусный наваристый борщ из молоденьких размером не больше средней луковицы бурачков.
Почетное место в списке лишений и самоограничений должна была занимать молодая картошечка без сожаления посыпанная большим количеством укропа и сверху политая специально для этого растопленным сливочным маслом.
А салат? С утра еще нежившийся на грядке, а сейчас уютно разместившийся на блюде рядом с пупырчатыми первыми огурчиками нынешнего сезона, размером не больше указательного пальца.
Да, про селедочку забыли, бережно украшенную колечками, слегка замаринованного репчатого лука. И ожидающий с прошлой недели, запотевший заветный графинчик с волшебным нектаром, чей рецепт передается из поколения в поколение и является семейной реликвией…
Все это по боку и вперед, в сырую палатку, давиться «Завтраком туриста»?
Не останавливаясь на достигнутом, от описательной части он перешел к более конкретным действиям, в чем и преуспел. У всех своих собеседников, понижая голос до шепота и постоянно оглядываясь, интересовался некими совершенно таинственными, титаново-заграничными мормышками.
* * *
Чувствуя рыбацкий зуд и тяжкое томление в предвкушении речной забавы, так ничего не выяснив по поводу мормышек Гусаров наперекор судьбе, где-то раздобыл лопату и тут же на территории части накопал червей. Через пару часов все эти извивающиеся звери расползлись по помещению дежурной части, вызывая справедливые нарекания со стороны руководства.
Не собираясь останавливаться на достигнутом, Алексей начал просил бедного Паняшина, позвонить какому-то Леньке Смоглею и потребовать у него возвращения подсачека… Того самого, который он у него брал лет шесть или восемь назад… Ну и так далее…
