Юрий Ищенко - Черный альпинист
Тахир взял полотенце, пачку сигарет, пошел прочь.
Пересек асфальтовый плац, круглую танцплощадку, по тропке обогнул два крайних коттеджа и вышел к речке. На пологом спуске было очень скользко, он шел медленно, оглядываясь. Ни души, и почти беззвучно. Действительно, серые рваные клочья облаков зависли на близлежащих склонах гор. За Пиком Пионера клубились самые настоящие тучи. Курился костер, не затушенный ночью. Валялись бутылки и бумажки, но мусор уберут, здесь за порядком следили.
Он снова обнажился, залез в речку, вода доходила до чресел, несколько раз срывался и бухался задницей о камни. На стремнине стоять стало невозможно, лег и поплескался, выскочил, как ошпаренный, растерся и сделал зарядку. Оделся, пошел назад, услышал, что кто-то храпит неподалеку, — а это Сашка тут же в зарослях крапивы беззаботно спал закрывшись в надежном пуховом спальнике. Тахир присел и смотрел на него, и опять закурил…
Сашка под его взглядом проснулся, беззаботно заулыбался. Выскочил из спальника, тоже искупался, присел рядом — смуглый, как негр. Его кожа посерела под неприветливым ненастным небом.
— Сашок, плохи дела, — сказал Тахир.
— А чего?
— Тучи. Давай прямо сейчас сиганем в горы. А то ведь пропадут мои планы Не пустят на Жингаши.
— Хоть пожрать можно? — удивился Сашка. — Кстати, как там Маринка? Ох, и порезвились мы ночью! Ты куда-то пропал, так уж извини, что без тебя… Анаши накурились и ну чудить!..
— Это здорово, — согласился Тахир. — Ты давай, ешь, что ли, а я зайду к директору, потом снаряжение соберу. Где оно?
— У Евсея в сарае, где осел стоит. Два мешка, красный и зеленый из брезента. Красный — мой, а второй тебе сгодится. Я как раз продовольствие прихвачу из столовки.
Не заходя к Евсею, Тахир нашел описанный Сашкой сарайчик, вытащил из него два мешка. Он думал, что речь идет о рюкзаках, под завязку набитых снаряжением, а обнаружил небольшие чехлы, каждый килограмм по десять. Тахир решил подстраховаться и осмотреть содержимое самому. Вытряхнул все из зеленого чехла, для себя же предназначенного: ледоруб, набор карабинов, горный молоток, три бухточки хорошего капронового шнура, «кошки», крючья и одноместная палатка. Набор был достаточен для такого опытного и самоуверенного альпиниста, как Сашка, но не для Тахира. Тахир помнил смутно, что раньше ему снаряжения давали гораздо больше.
У директора его поджидал Сашка. Тахир изложил претензии, Сашка издевательски предложил: «Возьми все остальное, что сочтешь нужным (иначе говоря, ты ничего в этом не смыслишь)». Сам Сашка прихватил консервы, сухари, спички, сухой спирт, по старому толстому свитеру, по штормовке, шапочке и по паре перчаток. Нашли для Тахира отличные горные ботинки, хотя сильно ношеные и тяжелые, каждый с килограмм. Сашка хотел было отдать свои, швейцарские, но не налезли они Тахиру. Тут же уложили рюкзаки, Сашка большую часть груза пристроил у себя, — Тахир не возражал, он имел реальное представление о своих возможностях. Отметили у дежурного инструктора маршрут и путевку и уже в восемь утра ушли по тропе из турбазы.
Погода вроде бы держалась в пределах приличий: отчасти прояснилось с восходом солнца, по синему небу быстро бегали, клубясь, огромные белоснежные облака. Сашка поглядел и сказал, что завтра на Жингаши их может поджидать снег. Тахир не поверил. Сашка нахмурился: «Таха, лучше вернуться, ты и в нормальных горах не везунчик. А если в кашу попадем? На Жингаши надо в лоб три стенки брать, и там я тебе не помогу. Все сам. Ты в себе уверен?»
— Иди вперед, — ответил Тахир.
А самому приходилось хреново, иных слов не подберешь. Опять, после ночного бодуна, мутило. Все части тела, которому здорово досталось в эти дни, разнились. Рюкзак весил не больше двадцати, однако плечи отваливались и трещали уже после первых пяти километров.
Оказывается вчера аульный дзюдоист точно сломал в драке ему ребро (или кто другой, когда кучей пинали лежащего), крайнее снизу на правом боку. Он слышал, как оно пощелкивало при приседании или резком повороте туловища. Оно впивалось в мясо, как если бы долбил маньяк по живому тупым шилом. И могло бед наделать — порезать почку или другие внутренние органы. Но если бы вся реберная гармошка была у него изломана в тот день — он шел бы так же, как сейчас на Жингаши.
Поднялись в седловину перевала, прошли с километр по удобному гребню к Пику Пионера. Без остановок сразу пошли на Пик Пионера и начали медленный спуск по «ребру» пика с тем, чтобы очутиться в ущелье под Жингаши.
На склоне Пионера сделали первый привал. Тахир сразу, ценя каждую секунду, повалился на спину. Чтобы пот не заливал лицо, — и не надо ворочать руками, утираясь, и чтобы все мышцы вытянулись, перестали трястись от перенапряжения. Вид у него был настолько плачевный, что Сашка отвернулся к величественному Жингаши, с верхом укрытым облаком, закурил, осматривая их будущий траверс.
А Тахир, приподняв голову, уперся взглядом в ущелье под Пионером, точнее, в дивную долину с изумрудной травой, со сверкающей речкой и с огромным роскошным водопадом в клубах серебристых искр, — это водяные пары сверкали на солнце. Там побывали ночью Сашка с Мариной.
Шли дальше. Сашка был вынужден сбрасывать скорость, чтобы Тахир не выдохся и не спекся. Солнце после обеда палило так, что он нацепил на лицо напарника марлю; его собственной прожженной коже ни язвы, ни волдыри не грозили. Они поднялись уже на полторы тысячи метров над турбазой. Скоро пришлось пересекать снизу вверх альпийский луг. Даже тяжелые с рубленой подошвой башмаки проскальзывали. Сашка, ловко втыкая ледоруб, как тормоз, останавливал падение. Тахир тоже пару раз волочился вниз на десяток метров, чуть не скуля от обиды, ведь заново придется подниматься. А с ледорубом обращаться не умел, хватался за водянистые толстые стебли трав и растений, — стебли гулко лопались и брызгали пахучим мерзким соком. На руках оставались зеленые клейкие пятна, воняя чем-то вроде камфары. Промокли джинсы и штормовка. Но зато Сашка нарвал каких-то лопухов, кислинку горную, стебли содержали кислую влагу, и это помогало. Когда Тахир сжевал несколько таких лопухов, Сашка невзначай заметил:
— Ну вот, а говорил, что против наркотиков. Из этих листьев роскошные напитки перегоняют. На сутки с ног сшибает. Мне чабаны давали пробовать на Иссык-Куле.
Тахир кивнул, выбросил остатки кислинки, пошел дальше. Когда, пройдя по «ребрам» половину Пионера, они оказались на противоположном турбазе склоне, Сашка сказал перед спуском в ущелье:
— Судя по всему, тебе тяжело. Но если не поднажмем, то под Жингаши не заночуем, вон там. Речку будет тяжело форсировать. Мы как-то с утра помучились, а к вечеру воды больше. Поэтому жми, Таха, жми. Сильно опаздываем.
