Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2
– Ничуть! Любая комната будет лучше, чем комната принцессы.
– Вы правы.
– Так начните сегодня же ночью свои иеремиады.
– Будьте покойны.
– И передайте Лавальер то, что я вам сказал.
– Не бойтесь, она и без того достаточно плачет потихоньку.
– Так пусть плачет громко.
И они расстались.
Глава 40.
ГДЕ ГОВОРИТСЯ О СТОЛЯРНОМ ИСКУССТВЕ И ПРИВОДЯТСЯ НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ОБ УСТРОЙСТВЕ ЛЕСТНИЦ
Совет Маликорна был передан Лавальер, которая нашла его неблагоразумным, но после некоторого сопротивления, скорее вызванного робостью, нежели холодностью, согласилась последовать ему.
Эта затея – плач и жалобы двух женщин в спальне принцессы – была гениальным изобретением Маликорна. Так как правдивее всего неправдоподобное, естественнее всего невероятное, то эта сказка из «Тысячи и одной ночи» привела как раз к тем результатам, которых ожидал Маликорн. Принцесса сперва удалила Монтале. А через три дня, или, вернее, через три ночи, изгнала также и Лавальер. Ее перевели в комнатку на мансарде, помещавшуюся над комнатами придворных.
Только один этаж, то есть пол, отделял фрейлин от придворных офицеров.
В комнаты фрейлин вела особая лестница, находившаяся под надзором г-жи де Навайль. Г-жа де Навайль слышала о прежних покушениях его величества, поэтому, для большей надежности, велела вставить решетки в окна и в отверстия каминов. Таким образом, честь мадемуазель де Лавальер была ограждена как нельзя лучше, и ее комната стала очень похожей на клетку.
Когда мадемуазель де Лавальер была у себя, – а она почти всегда сидела дома, так как принцесса редко пользовалась ее услугами с тех пор, как она поступила под наблюдение г-жи де Навайль, – у нее оставалось только одно развлечение: смотреть через решетку в сад. И вот, сидя таким образом у окна, она заметила однажды Мали, – прямо в комнате напротив.
Держа в руке отвес, он рассматривал постройки и заносил на бумагу какие-то формулы. Он был очень похож на инженера, который измеряет из окопов углы бастиона пли высоту крепостных стен. Лавальер узнала Маликорна и кивнула ему. Маликорн, в свою очередь, ответил низким поклоном и скрылся.
Лавальер была удивлена его холодностью, столь несвойственной характеру Маликорна. Но она вспомнила, что бедный молодой человек из-за нее потерял место и не мог, следовательно, хорошо относиться к ней, особенно если принять во внимание, что она навряд ли могла вернуть ему положение, которого он лишился.
Лавальер умела прощать обиды, а тем более сочувствовать несчастью.
Она попросила бы совета у Монтале, если бы ее подруга была с ней; но Монтале не было. В тот час Монтале писала письма.
Вдруг Лавальер увидела какой-то предмет, брошенный из окна, в котором только что был виден Маликорн; предмет этот перелетел через двор, попал между прутьев решетки и покатился по полу. Она с любопытством нагнулась и подняла его. Это была катушка, на которую наматывается шелк; только вместо шелка на ней была бумажка. Лавальер расправила ее и прочла:
«Мадемуазель!
Мне очень хочется узнать две вещи.
Во-первых, какой пол в вашей комнате: деревянный или же кирпичный?
Во-вторых, на каком расстоянии от окна стоит ваша кровать?
Извините за беспокойство и пришлите, пожалуйста, ответ тем же способом, каким вы получили мое письмо. Но вам будет трудно бросить катушку в мою комнату, поэтому просто уроните ее на землю.
Главное же, прошу вас, мадемуазель, считать меня вашим преданнейшим слугой.
Маликорн.
Ответ благоволите написать на этом самом письме».
– Бедняга, – воскликнула Лавальер, – должно быть, он сошел с ума.
И она участливо посмотрела в сторону своего корреспондента, видневшегося в полумраке противоположной комнаты.
Маликорн понял и покачал головой, как бы отвечая: «Нет, нет, я в здравом уме, успокойтесь».
Она недоверчиво улыбнулась.
«Нет, нет, – повторил он жестами. – Голова в порядке». – И постукал по голове. Потом он жестами и мимикой стал увещевать ее: «Пишите скорее».
Лавальер не видела препятствий для исполнения просьбы Маликорна, даже если бы он был сумасшедшим. Она взяла карандаш и написала: «Деревянный».
Затем измерила шагами расстояние между окном и кроватью и снова написала: «Десять шагов».
Сделав это, она посмотрела на Маликорна, который ей поклонился и подал знак, что сейчас спустится во двор.
Лавальер поняла, что он пошел за катушкой. Она подошла к окну и, соответственно его наставлениям, уронила катушку. Едва катушка коснулась земли, как Маликорн схватил ее и побежал в комнаты г-на де Сент-Эньяна.
Де Сент-Эньян выбрал или, вернее, выпросил себе жилье как можно ближе к покоям короля; он был похож на те растения, которые тянутся к лучам солнца, чтобы развернуться во всей красе и принести плоды. Его две комнаты были расположены в том же корпусе дворца, где жил Людовик XIV.
Господин де Сент-Эньян гордился этим соседством, которое давало ему легкий доступ к его величеству, а кроме того, повышало шансы на случайные встречи с королем. В это время он роскошно обставлял свои комнаты в надежде, что король удостоит его своим посещением. Дело в том, что его величество, воспылав страстью к Лавальер, избрал де Сент-Эньяна поверенным своих тайн и не мог обходиться без него ни днем, ни ночью.
Маликорн был принят графом беспрепятственно, так как был на хорошем счету у короля. Де Сент-Эньян спросил посетителя, нет ли у него какой-нибудь новости.
– Есть, и очень интересная, – отвечал Маликорн.
– Какая же? – перебил де Сент-Эньян, любопытный, как все фавориты. Что же это за новость?
– Мадемуазель де Лавальер переведена в другое помещение.
– Как так? – воскликнул де Сент-Эньян, вытаращив глаза.
– Да.
– Ведь она жила у принцессы?
– Вот именно. Но принцессе надоело ее соседство, и она поместила ее в комнате, которая находится как раз над вашей будущей квартирой.
– Почему над моей квартирой? – вскричал де Сент-Эньян, показывая пальцем на верхний этаж.
– Нет, – отвечал Маликорн, – не здесь, а там.
И показал на корпус, расположенный напротив.
– Почему же вы говорите, что ее комната расположена над моей квартирой?
– Потому что я убежден, что ваша квартира должна быть под комнатой Лавальер.
При этих словах де Сент-Эньян бросил на бедного Маликорна такой же взгляд, какой бросила на него Лавальер четверть часа назад. Другими словами, он счел его помешанным.
– Сударь, – начал Маликорн, – разрешите мне ответить на вашу мысль.
– Как на мою мысль?..
– Ну да. Мне кажется, вы не совсем поняли, что я вам хочу сказать.
– Не понял.
– Вам, конечно, известно, что этажом ниже фрейлин принцессы живут придворные короля и принца.
– Да, там живут Маникан, де Вард и другие.
– И представьте, сударь, какое странное совпадение: две комнаты, отведенные для господина де Гиша, расположены как раз под комнатами мадемуазель де Лавальер и мадемуазель де Монтале.
– Ну так что же?
– А то, что эти комнаты свободны, потому что раненый де Гиш лежит в Фонтенбло.
– Ей-богу, ничего не понимаю!
– О, если бы я имел счастье называться де Сент-Эньяном, я бы моментально понял!
– И что бы вы сделали?
– Я тотчас же поменял бы комнаты, которые вы занимаете здесь, на свободные комнаты господина де Гиша.
– Что за фантазия! – с негодованием сказал де Сент-Эньян. – Отказаться от соседства с королем, от этой привилегии, которой пользуются только принцы крови, герцоги и пэры?.. Дорогой де Маликорн, позвольте мне заявить вам, что вы сошли с ума.
– Сударь, – с серьезным видом заметил молодой человек, – вы делаете две ошибки… Во-первых, я называюсь просто Маликорн, а во-вторых, я в здравом уме.
И, вынув из кармана бумажку, прибавил:
– Вот послушайте, а потом прочтите эту записку?
– Слушаю, – отвечал де Сент-Эньян.
– Вы знаете, что принцесса стережет Лавальер, как Аргус нимфу Ио.
– Знаю.
– Вы знаете также, что король тщетно пытался поговорить с пленницей, но ни ваял, ни мне не удалось доставить ему этого счастья.
– Да, вы могли бы сообщить на этот счет кой-какие подробности, бедняга Маликорн.
– А как вам кажется, чего мог бы ожидать тот, кто придумал бы способ соединить любящие сердца?
– О, король осыпал бы его своими щедротами.
– Господин де Сент-Эньян…
– Ну?
– Разве вам не хочется отведать королевской благодарности?
– Понятно, – отвечал де Сент-Эньян, – благодарность моего повелителя за умелое исполнение обязанностей будет для меня крайне драгоценна.
– Так взгляните на эту бумажку, граф.
– Что это такое? План?
– План комнат господина де Гиша, которые, по всей вероятности, станут вашими комнатами.
– О нет, никогда!
– Почему?
– Потому что мои две комнаты составляют предмет вожделений многих придворных, которым я их, конечно, не уступлю: на них покушаются господин де Роклор, господин де Ла Ферте, господин Данжо.
