Игорь Бестужев-Лада - Отвага
Но спорь — не спорь, а узел надо инспектировать. И не как-то там дистанционно, а просто пощупать руками и посмотреть глазами. Это пришлось делать Юрию Романенко и Георгию Гречко. И выход наружу для них был открыт уникальный. Не через обычный люк, как всем, а в торец, через стыковочное кольцо. Гречко протиснулся через него до пояса и завис над бездной. Романенко обхватил его за ноги, чтобы «инспектор» мог поворачиваться вокруг себя и осматривать узел, не рискуя вылететь из него, как из пушки. Самому же Романенко пришлось ноги вдеть в специальный якорь-держатель и зафиксироваться за двоих. Изнутри ему не видно было Луны, звезд, огней ночной Земли, которыми краем глаза любовался бортинженер. Только краем, потому что смотреть надо было на стыковочный шпангоут. И снимать его телекамерой. «Он совершенно новенький, как будто со станка!» — с огромным облегчением услышала Земля голос космического ревизора. Экранно-вакуумная изоляция не порвана, все контакты видны четко. Штепсельные разъемы в норме, все элементы станции в полном порядке!..»
Так удачно они оценили и стыковочный узел, и новый полужесткий скафандр ранцевого типа, который «прижился» у космических пловцов и совершенствуется по сегодня.
И через двадцать дней к тому невезучему узлу благополучно причалил корабль в Владимиром Джанибековым и Олегом Макаровым — первым экипажем посещения. До сих пор в ушах звучит радостный смех Гречко. И помнится его такое же радостно-изумленное лицо. Уж больно необычной, из фантастики прибывшей, казалась такая встреча. Ну а потом пошло — постепенно эти свидания стали все более привычными и деловыми.
Коваленок с Иванченковым, Березовой с Лебедевым — научно-исследовательские, плановые, тщательно размеченные по секундам выходы за борт. Ставится и снимается наружная «наука» — образцы материалов, приборы, проверяющие на себе леденящее, жарящее, излучающее воздействие космоса. Может, из таких материалов будут когда-нибудь сотканы новые внеземные конструкции. Может, родится что-то непохожее на продукцию нашей земной, внутриатмосферной кухни…
Но видно, что самим космонавтам уже тесновато в рамках этой размеренной плановости. Они хотят что-то делать — монтажное, строительное, испытательное, устремленное в будущее. И даже в не очень-то близкое. Они пилоты, инженеры, испытатели, конструкторы, часто в одном лице. Энергии и опыта хватит, наверное, на что-нибудь грандиозное. Подобралась отличная строительная бригада для какого-нибудь дальнего многоблочного объекта в глубинах Солнечной системы. Но, видно, возможности ракет-носителей и пилотируемых кораблей сдерживают пока их порывы.
Однако выпадают сложные задачи и здесь, на первой ступени космической многоэтажки. Выход Владимира Ляхова и Валерия Рюмина оказался нежданным-негаданным. Отработали люди свои полгода, потихоньку начали собираться домой. Какое это настроение и какое физическое состояние — мы можем представить только издалека. Они обычно говорят: ну проведите свой эксперимент, запритесь на те же полгода в квартире. Пусть с любимой женой, пусть с радио и телевизором, с прекрасной библиотекой, с замечательным пейзажем, видным с просторного балкона. Но на полгода, безвыходно. Тогда посмотрим.
Но это к слову. К тому, что настроение у них было то самое устало-радостно-нетерпеливое, которое не зря зовется взвешенным. И тут вместо сбора домой — сбор в негостеприимный, хоть и открытый, космос.
Земля, конечно, спросила: «Можете?» Точнее будет — попросила.
Что они могли ответить? Теперь будущее этой замечательной станции стало делом их совести. И все до банального просто: тонкая металлическая сетка запуталась на торце станции и вывела его стыковочный узел из строя. Сетка сама по себе хорошая и полезная — раскрытая антенна радиотелескопа КРТ-10. Она красиво, точно по команде, распустилась десятиметровым цветком, поговорила на своем радиоязыке с дальними и ближними галактиками и… не захотела уйти со сцены. То есть отстрелиться как положено и стать самостоятельно летающим предметом. Зацеп.
Тот августовский выходной стал на Земле для академиков и рядовых инженеров, конструкторов, разработчиков, испытателей не то что рабочим — бесконечно рабочим. Шло непрерывное техническое совещание, наверх уходили команды, советы, рекомендации, вопросы. Сначала пробовали стряхнуть сетку динамикой. Ляхов «газовал» двигателем станции, раскачивал ее, отмахиваясь от антенны, как от назойливой мухи. Но его пилотажное искусство не помогло. Они увидели в иллюминатор, что тросики антенны цепко захлестнули прицельную крестовину стыковочной мишени. Тут ЦУП взялся за голову. Впереди было еще несколько международных экспедиций, уникальные эксперименты с новой аппаратурой. А станцию ни снабжать, ни посещать. Фактически — вывод из строя.
Последний шанс — все-таки добраться до этого стального невода по старинке, снаружи. Дотянуться и отцепить. «Сможете?» Приказы тут неправомочны. Только решение самого экипажа.
Они люди разные, Ляхов и Рюмин. Не только по росту, но и по темпераменту, по эмоциональной реакции на обстановку. Но тут никакого расхождения между ними не получилось. Разве что «сможем» прозвучало бы сразу чересчур самоуверенно. А вот «попробуем» — в самый раз. Нет, не хотели бы они видеть свое возвращение на Землю без этого «попробуем». В любом случае. При любом исходе попытки.
Итак, август 1979 года. Первая внекорабельная операция на орбите, не предусмотренная программой полета. То есть без подготовки, без тщательных наземных тренировок, предваряющих каждый шаг космонавтики. А значит, и тройная нервотрепка для Земли, прежде чем пойти на такое решение. И десятки вопросов, требующих четкого и быстрого ответа.
Вопрос первый — руководителям подготовки. Как у «Протонов» с выходом в космос вообще? Ответ: вообще — отработан, включая полный осмотр станции «от головы до хвоста» и эвакуацию «пострадавшего» члена экипажа. Тут и вспомнились споры специалистов, надо ли это «вообще», если в программе выход не значится. Одни говорили: а вдруг? Другие — что никаких «вдруг» быть не может, что безотказность и надежность всех систем были, есть и будут первоосновой космонавтики. Надо ли ради этого «вдруг» тратить столько средств, времени и энергии? Такие тренировки — тоже дорогое удовольствие. Но ведь безотказность с надежностью не отрицают, а, наоборот, подразумевают гибкость, готовность парировать сбои, устранять «спотыкания» техники. И человек не может быть только наблюдателем, он — творческая часть системы. В общем, спор не новый и, возможно, глобальный для всей электронно-технической эры. И сама жизнь подсказывает его решение.
