Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Валбицын стал наливать коньяк. Кранке выбросил вверх руку.
— Хайль Гитлер! — воскликнул он.
Это было некстати, поскольку все держали рюмки в правой руке, пришлось ставить их или брать левой, но наконец все обошлось, выпили до дна в торжественном молчании.
Глотая ароматный напиток, Ипполитов непроизвольно обвел всех презрительным взглядом.
«Воронье, — подумал он. — Слетелось — и уже делит награды. А я должен зарабатывать их…»
Злоба уже закипела в нем, хотел бросить что–нибудь резкое, но в комнату вошла служанка и доложила, что стол накрыт. И все двинулись в столовую, живо переговариваясь, торжественные и радостные.
21
Полковник Карий приехал на импровизированный аэродром за Квасовом во второй половине дня. Бобренок доложил ему, что для принятия вражеского самолета все готово. Карий попросил воды и, напившись, сообщил: пришла радиограмма из «Цеппелина» — в два часа ночи необходимо зажечь огни. Гитлеровцы подтвердили, что самолет приземлится именно сегодня ночью.
— Дополнительных инструкций агентам не было? — спросил Бобренок.
— Нет. — Полковник говорил, будто читал радиограмму: — Ждите самолет шестого. В два часа ночи зажгите огни. — Вдруг улыбнулся одними глазами и добавил совсем другим тоном: — Сегодня, товарищ майор, решающая ночь, сейчас все зависит от вас, от того, как встретите дорогих гостей.
Подошел Толкунов, козырнул полковнику. Видно, услышал конец фразы, потому что произнес:
— Мы готовы, но прилетят ли?
— Сегодня ночью.
Капитан возразил:
— Ночью может пойти дождь, или вдруг что–нибудь изменится.
Бобренок осуждающе посмотрел на него: что за манера — всегда во всем сомневаться? Сказал уверенно:
— Синоптики обещают хорошую погоду.
— А–а… синоптики… — махнул рукой Толкунов, недвусмысленно выразив свое отношение к метеослужбе.
Полковник положил конец его сомнениям, сказав:
— Думаю, что немцы прилетят все же сегодня. Точнее, завтра ночью. Покажите, что у вас сделано?
Карий направился к площадке, подготовленной для посадки самолета, ступая так, словно шел не по лесу, а впереди воинской части на параде — верный признак, что полковник пребывал в хорошем настроении, — и майор, неодобрительно глянув на Толкунова, последовал за ним.
Неожиданно Карий остановился и сорвал какую–то травку. Подозвал капитана:
— Что это?
Толкунов только покачал головой:
— Не занимаюсь… Кстати, это не входит в обязанности розыскника.
— Верно, не входит, и я знаю, что дел у вас много. А называется это растение чистотелом, или бородавочником, посмотрите, какой яркий желтый цветок.
Толкунов пристально посмотрел на цветок, пожал плечами.
— Цветок как цветок, — проворчал он, — ничего особенного.
Полковник помахал цветком в воздухе, понюхал его и сказал:
— Скоро конец войне, капитан. И профессия розыскника, возможно, станет ненужной.
Толкунов нахмурился.
— Для того чтобы ловить разную мразь, названия цветков знать не обязательно.
Полковник осуждающе покачал головой.
— Вот мне сейчас предлагают пост начальника областного управления госбезопасности. Там тоже не обязательно знать названия цветков. А вот Карий почему–то знает…
Толкунов смотрел на полковника, втянув голову в плечи.
— Пошлите меня на какие–нибудь курсы, — попросил он. — Я и сам знаю, что не шибко учен.
— Немного не так вы меня поняли, капитан. Чтобы знать название чистотела, не нужно особой учености. Достаточно обыкновенной любознательности.
Толкунов посуровел.
— И условия, — возразил он. — Я вот до войны, до того, как меня взяли в органы, в МТС работал. Сестра меня воспитала — родители у нас рано умерли, — потом вырос и сестре помогать стал. Трое детей у нее.
Бобренку стало жаль капитана: трудное детство, потом ФЗО, работа в МТС. Где ж тут по–настоящему учиться?
Но Карий не дал Толкунову малейшей возможности для отступления.
— Неправильно думаете, капитан, — возразил он. — Ну и что, если МТС? Наша страна единственная в мире, которая дала таким, как вы, возможность учиться. Почему не пошли в вечернюю школу? Решили, что семилетки хватит? А сейчас раскаиваетесь? Я вам так скажу: если бы остались сержантом или старшиной, не очень–то и думали об образовании, правда?
— Кто его знает… — протянул Толкунов.
— Именно, — продолжал полковник, — а вы доросли до капитана, розыскник из вас получился первоклассный — кто же вам на чины будет скупиться? Вот и выходит, обратно в МТС или в сержанты не хотите — и задумались…
— Я ж говорю, на курсы надо…
— На курсы мы вас пошлем, Толкунов. Как только возможность появится, так и пошлем. Хотя скоро не обещаю — видите, немцы сдаваться не хотят, — но, если дела позволят, отправим вас, капитан, учиться. И хорошо, что сами это понимаете, приятно слышать, если искренне.
— Можете не сомневаться.
— Не сомневаюсь, капитан, но хочу дать совет. Не ждите курсов, сами учитесь. Всему учитесь. Книжка какая–нибудь попадется, если сможете, читайте, ничего в нашей жизни не пропадает даром. — Неожиданно улыбнулся лукаво, еще раз понюхал цветок и пояснил: — Мне тоже совсем недавно сказали, как называется. Я и запомнил так, на всякий случай.
Они вышли на тщательно расчищенное и приготовленное для встречи вражеского самолета поле.
— Посадка с той стороны? — кивнул полковник налево.
— Да.
— Вы знаете, майор, в чем заключается ваша главная задача?
— Думаю, да.
— Прошу объяснить.
— Самолет не должен подняться в воздух, если экипаж почувствует опасность в момент приземления.
Полковник довольно хмыкнул.
— И что сделано для этого?
— Прошу… — Бобренок совсем по–граждански махнул рукой, приглашая Карего идти за ним. Метров через двадцать остановился. — Осторожно, товарищ полковник, — предупредил, — а то можете сломать ногу. — Нагнулся и показал замаскированную канаву, тянувшуюся поперек всего поля. — Видите, — произнес не без удовольствия, — ее и сейчас, днем, заметить трудно, а что уж говорить про ночь? Этой канавы будет достаточно для повреждения любого шасси.
— А если они обнаружат канаву во время посадки?
— Исключено. Огни будут гореть с той стороны, должны остановиться, не доехав.
— Прекрасно! Какие еще сюрпризы приготовили дорогим гостям? Прожектор установлен?
— А как же! Напротив взлетной полосы. В случае чего мы ослепим экипаж. Никуда не денутся, товарищ полковник. Соорудили блиндажи, замаскировали их, видите, ничего не заметно.
