Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта
— Голову не вешай, Ангеля, дней через пять вернусь!
Провожая взглядом бодро зашагавшего мужа, Ангелина Антоновна с сожалением подумала: «Вот и сегодня даже сапоги не снимал. И так всегда, только пять минут дома…» Закрыла дверь, вошла в комнату и прилегла на диван, но уснуть так и не смогла — сердце вдруг заныло в тревоге…
Майор Новожилов быстро пересек одну улицу, другую и вышел на Кобылянскую. Нигде — ни души. Город еще спал…
«Шакалы»Ночная тьма уступала рассвету. Откуда-то потянуло плесенью и запахом прелого мха. Туман редел и, клочьями отрываясь от земли, тянулся вверх. Сквозь белесо-мутные ветви стали различаться призрачные тени огромных деревьев, через минуту-другую выступили из хмари мокрые серые стволы громадных смерек[18] и берез.
На опушке из-под корневища огромной вывороченной бурей березы показалась военная фуражка с тризубом[19], затем — узкоглазое, обросшее рыжей щетиной лицо. Наконец появились костлявые плечи, и на поверхность выполз худой, невзрачный человек. Отряхнулся и вдруг протяжно завыл шакалом. Постоял, прислушался… В ответ, как эхо, отозвался один, потом другой, третий «шакал», и лес ожил.
Со всех сторон с автоматами на шее, с гранатами у пояса на поляну выходили бандиты. В зеленом немецком френче с ремнями артиллерийского снаряжения, перекрещивающимися на груди, в такого же цвета брюках, заправленных в хромовые сапоги, к ним подошел узкоглазый. На шее у него висел немецкий автомат, в правой руке он держал кизиловый гуцульский топорик, в левой — библию. Это был главарь банды Старый.
Метнув из-под сдвинутых бровей недобрый, мутный взгляд, Старый прогнусавил:
— Слава героям!
— Героям слава! — вразнобой отозвались бандиты.
— К молитве приготовьсь!
Старый снял фуражку, и все обнажили головы, нестройно повторяя за главарем слова молитвы.
— Так помоги нам, боже, в борьбе с большевиками! Аминь! — уже дружней закончили бандеровцы.
— А теперь за работу, — распорядился Старый. — В колыбах[20] зиму не пересидите, надо поторапливаться бункера[21] строить.
Бандиты разобрали пилы, топоры, лопаты и разбрелись. На поляне начали рыть котлован. Рядом пилили деревья.
К Старому подошел русый здоровенный детина — брат четового[22] по кличке «Штудер» — и что-то тихо зашептал. Оба отошли к вывороченной березе.
— Друже, со стийки[23] пришел Мотыль, — докладывал Штудер, — говорит, на Путилу проехал «виллис» и в нем несколько энкеведистов.
— Хорошо, Штудер, покличь Мотыля, а сам бери со склада голубой чемодан, что передал Луговой от Мазепы. С ним немедля иди на скалу Острыва и подорви ее, — приказал Старый и, припав слюнявыми губами к фляге, отпил три глотка и, злорадно усмехнувшись, прогнусавил: — Мы подготовим им достойную встречу.
Штудер тихо свистнул. Из-за деревьев появился смуглый длинношеий парень в коричневой блузе, в армейских брюках неопределенного цвета, в обмотках и желтых горных ботинках, с немецким карабином за спиной. Парень подбежал к Старому, почтительно остановился в пяти шагах от него, приложив два пальца к пилотке с тризубом, отрапортовал:
— По вашему приказанию, друже проводник[24], явился!
— Хорошо, племянничек[25], вижу, исправно службу несешь! Иди за мной!
Старый потянул тонкую проволочку, и под корневищем старой березы открылся лаз. Оба спустились вниз, и лаз захлопнулся.
В подземелье горела немецкая карбидная лампа. Посредине стоял дощатый, грубо сбитый стол, над которым, опустив голову, дремал лысый человек. Заметив Старого, человек неуверенно поднялся, приложил руку к непокрытой голове и простуженным голосом еле вымолвил:
— Ничего, друже, не домогае, мабуть, серйозна хвороба…
Старый покосился на больного, в глазах его появилась злость. Сорвал ее на племяннике:
— Ну чего глаза таращишь, докладывай, що на стийке видел!
И парень, опасливо косясь на пожелтевшего дядьку, забубнил:
— Рапортую послушно, друже проводник! Вчера меня посылал Штудер в Дихтинец, чтобы на гору Буковинку вышли на стийку Микитчук Онуфрий и его брат Алексей. Оба они, оказавшись больными, идти отказались. Возвратившись, я доложил об этом Штудеру, и он послал на стийку меня. После обеда, около четырех, по дороге на Путилу проехал «виллис». Возле хутора Тарночки машина остановилась, из нее вышли четверо, но кто, я не рассмотрел — далеко очень! Вечером, когда меня сменили, я спустился в Липовцы и у Совы узнал, что ехали энкеведисты. Один из них, коренастый такой, майор безпеки[26], расспрашивал Сову про банды. Но тот отбрехался, сказав, что тут тихо и спокойно…
Надрайонный проводник слушал Мотыля очень внимательно, не перебивая. Когда связной выложил все, Старый блеснул налившимися кровью глазами и срывающимся голосом, как шакал, протявкал:
— Уже недолго осталось, скоро услышат про нас! — скрипнул зубами и приказал Мотылю, ткнув пальцем в потолок: — Подожди там!
Когда лаз закрылся, Старый снова загундосил:
— Пиши, Лебедь, штафету![27] — И стал диктовать: — «Крыге… Срочно! Нарушив телефонно-телеграфную связь, выходи к нам на подмогу…» — и, оглянувшись по сторонам, еще тише зашептал над самым ухом Лебедя.
Тот, кивнув в знак согласия, стал писать другую штафету.
— «Боярину… Прошу выйти к скале Острыва…»
Когда оба грипса[28] были готовы, Старый подписал их, а под своей подписью проставил еще условный знак, затем он скрутил бумажки в тонкие трубочки, перевязал ниткой, открыл лаз и позвал Мотыля.
Промелькнула коричневая тень и, почти не задевая ступенек, соскользнула в схрон. Связной вытянулся перед главарем, ожидая указаний.
Старый отдал Мотылю обе записки:
— Одну штафету немедля передай Сове, другую доставь в село Дихтинец и передай Штудеру. Затем, переглянувшись с Лебедем, добавил: — На обратном пути прихватишь у старика Жуцидло курочку. А ежели дед, как и его сын, будет перечить, попытается мешать, вразумишь его, скажешь, что по нему тоже катюша[29] плачет!
В подтверждение своей угрозы Старый, как бы хвастаясь и гордясь, вытянул из кармана тонкую намыленную веревку с железным кольцом, зловеще потряс ею в воздухе и расхохотался.
— Лети, Мотыль! Одна нога тут, другая — там! Да смотри, чтобы с толком!
Связной выскользнул на поверхность, и длинные его ноги в синих обмотках, замелькав между деревьями, быстро исчезли.
Пять километров под гору, от лесного массива Ракова до Дихтинца, известной только ему одному дорогой парень преодолел меньше чем за час. И вот штафеты вручены…
