Станислав Жейнов - Другой
— Ну?.. Узнал откуда? А? Какой фильм? Давать подсказку, а?.. Я ж вижу… ты азартный Парамоша…
Сергей положил руку мне на плечо; я посмотрел на него, строго так посмотрел.
— Да перестань ты, — говорит. — Хочешь, ударь меня.
Смахнул с плеча его ладонь.
— Ах так?! Вот ты какой субъект оказывается?! Как личность, ты уже не прав! Прими к сведению: индивид в тебе сейчас — устранен! Ты ввергаешь ситуацию в конфликтный момент; диалогом надо общаться, а не… Эй — "человек не для этого"… — щелкнул пальцами перед моим лицом. — Ну… ну давай, улыбайся уже…
Я закурил. Не хочу улыбаться, но улыбка может сама вылезти, — не хорошо так, по предательски. Так, я серьезен и зол. Я злой… я злой…
Потряс меня за плечо: — Отставить веселье! Твою мать… возьми себя в руки!.. Будь серьезней…
Игорь очнулся, медленно поднял голову, посмотрел на меня. Я ему подмигнул; не отреагировал, кажется совсем меня не видел. Сергей замолчал, отвернулся от всех, нервничая, покусывая нижнюю губу, перекладывал с пальца на палец брелок от машины. Помолчали. Не долго, минуты две. Потом Сергей встал, подошел ко мне, наклонился, обнял за шею, уперся лбом в мой затылок.
Попытался убрать руку, но он сжал сильнее:
— Перестань Глеб, — сказал тихо. — Хватит, все. — Запустил пальцы в волосы, потормошил. — Извини друг, я не хотел.
Потом подошел к Антону, похлопал капитана по плечу, обогнул стол, остановился в шаге от Игоря. Белорус повернулся к Сергею, пригляделся, думаю — только сейчас узнал его, грустно улыбнувшись: — Ааа… Мальчик из "Субару"…
Обнял Игоря, так же как меня: — Прости братишка.
— За что? Ты все правильно говоришь… Я убил их…
— Нет… Это не так…
Игорь усмехнулся: — Так… Я не успел… Я всегда успевал… Просто вышло из под контроля… на секунду… на секу вышло из под контроля… Так просто… съехать влево… конечно влево… Тварь! — Со всего размаха ударил кулаком по столу, и рука полетела дальше, вниз; в строну отлетел сорванный кусок ДСП.
Сергей прижал голову белоруса к своей груди: — Ну все, перестань!
Игорь завыл, зарыдал, громко, — сжал кулаки, плечи затряслись: — Почему не я?!. Почему, не я?!.
— Перестань! Все, перестань! — по лицу Сергея скользнула слеза, хотя оно как каменное, ни какого выражения. — Опять, опять ты это делаешь… Зачем?.. Несчастный случай… Мы ведь столько говорили про несчастные случаи, помнишь?.. И опять…
— Я не хочу жить… Не хочу и не буду… Не хочу и не буду…
— Ничего-ничего. — Сергей гладил Игоря по волосам. — Все будет хорошо… все будет…
Игорь успокаивался, Сергей не отпуская его голову, посмотрел на меня.
— Глеб, надо сдать билет. И взять на завтра. Я поеду с ним.
— Давай билет, — говорю.
Он сел возле Игоря, положил руку на плечо: — Дружище, где билет?
Белорус не ответил, отвернулся.
— Игорь, мне нужен билет.
Отрицательно покачал головой.
— Игорь.
— У него в лопатнике, — сказал Антон. — Я видел, когда он "этим" деньги давал.
— Где лопатник?
— В сумке, там, сбоку… Хотя — нет. Он вытащил из сумки… В кармане, левом, посмотри.
Сергей вытащил кошелек, Игорь хотел забрать, но Сергей отдал Антону, тот передал мне. Отстегнул кнопку, раскрыл: билет в кармашке, но внимание привлек не он, а несколько фотографий: на одном снимке — девушка с грудным ребенком на руках, а на другом — женщина, у нее короткая стрижка, и выразительные черные глаза. Узнал. Это она была в моем сне, только там была моложе интересней, но эти глаза — они не изменились. Показал фотографию Сергею: — Кто это, на снимке?
— Билет там?
— Билет здесь, а эта женщина?..
— Мама Игоря.
— Лада?
Сергей удивился: — Да.
— Ты мне рассказывал о ней?
— Не помню, а почему ты спрашиваешь? — удивился он.
— У тебя дома, в альбоме, есть ее фотография? — спросил я.
— Кажется есть… Да была.
— Она там молодая?
— Не помню уже… У меня много фотографий, но вроде не старая.
— Тогда это кое-что объясняет…
— Что объясняет?
Я покачал головой, вяло отмахнулся. Игорь протянул мне руку, ничего не говоря, но я догадался — хочет чтобы вернул кошелек. Попросил его подождать, ни как не получалось вытянуть из кармашка билет.
— Не надо, — сказал он.
Я отвлекся: — Что?
— Оставь билет. Я еду сегодня.
Как-то быстро протрезвел, хотя, скорее только временные проблески. Такое у него уже было, когда познакомились. Взгляд стал острым, осмысленным, но слова проговаривал тщательно, из-за чего фразы получались сухие, рубленные.
— Я должен быть… завтра в Минске. После завтра… я должен быть на таможне… потом приедут люди из Украины… мне надо подготовить документы…
— Поедешь завтра. Вон, Сергей хочет с тобой…
— Мой поезд отходит, через пол часа… — Оглянулся по сторонам. — А где люди?
— Какие люди?
— Кинули… бухарики питерские, — посмотрел на Антона. — Капитан… надо купить водки.
Ладонь Игоря на столе, Сергей положил на нее кулак, прижал: — Поедешь сейчас ко мне, а завтра вместе в Минск, понял?
— Мой поезд уходит через пол часа.
Я посмотрел на Сергея, развел руками, вернул кошелек с билетом Игорю.
— Мне нужен билет на этот поезд, — сказал мне Сергей. — Как думаешь, паспорт нужен?
— Нужен.
— В машине паспорт. Ну что встаем… Давай-давай встаем… Познакомлю вас со своей будущей женой.
Домой я приехал поздно; машин сильно поубавилось, улицы обезлюдели, окна потухли, редкие одиночки светились в черных дворах. Ну вот и все: последний день отдыха. Что еще было? Сергей познакомил нас с Викой; она ждала в машине, расстроилась, когда сказал, что ему надо уехать, но никаких сцен, никаких лишних вопросов не было. Девочка вроде неглупая, сразу все поняла. На машине Сергея, отвез ее к нему домой. Хотя, теперь правильней сказать, — к ним домой. За одно подбросили Антона; помог ему занести какие-то сумки, но мотор и лодки, уже в другой раз: на это сил уже не было. Сергей ставит машину во дворе, под окном; там я ее и бросил, поймал такси, поехал на вокзал за своей.
Подъезжая к дому, увидел, что у меня на кухне горит свет. И это очень странно: во первых, электричество отрезали за неуплату еще год назад, а во вторых, кого это ночью занесло в мою берлогу?
Сергей вернулся через неделю. Встретились, поужинали в кафе.
Пока был в Минске мы созванивались и ничего нового в тот вечер я не узнал, только еще раз искренне порадовался за Игоря: за то, что он все-таки сходил на кладбище к своим, за то, что дал слово не пить еще три года, три месяца, и три дня, за то, что теперь не будет один, ведь к нему приехала Саша.
