Александр Омильянович - В Беловежской пуще
— Два, — ответил Махоль и открыл дверь.
Человек, вошедший в комнату, был выше среднего роста, худой, по виду ему можно было дать около сорока лет. Его лицо покрывала щетина, он, вероятно, несколько дней не брился. Беспокойные глаза с интересом рассматривали Махоля и обстановку комнаты. На нем был поношенный плащ, на ногах — стоптанные грязные ботинки. Не спрашивая разрешения, он опустился в одно из кресел, свернул самокрутку и закурил.
Махоль некоторое время всматривался в незнакомца, как бы оценивая его взглядом и пытаясь найти те внутренние особенности, которые выдавали бы в нем мастера своего дела. Агент прервал короткое молчание:
— Я пришел бы раньше, но где-то около Кнышина мы нарвались на патруль жандармерии, и нам едва удалось уйти. Окрестностей я не знаю, ориентировался только по карте. Пришлось долго плутать...
— Где остальные? — спросил Махоль.
— В селе Шеляховске. Спят в сарае.
— Не удивились, что уходишь?
— Нет. С какой стати?
— Перестань курить эту отвратительную махорку! Я не переношу ее запаха. Возьми хорошую сигарету. — Махоль протянул ему пачку с сигаретами, а затем набрал номер телефона. — Альфонс?.. Приезжай. Да! Раньше не мог, нарвались на жандармов. Позвони Лотару и забери его.
Агент сидел в кресле и с безразличным выражением лица курил сигарету. Было слышно, как возле особняка остановилась автомашина. В саду раздались шаги. Агент поднялся с кресла. Шмидт и Хаймбах в мундирах гестапо вошли в комнату.
— Хайль Гитлер! — Агент выбросил руку для приветствия, на что оба гестаповца не замедлили ответить, с интересом разглядывая его: ведь ему предстояло осуществить их дьявольский план.
— Вы говорите по-немецки? — спросил его Шмидт.
— Так точно, герр штурмбанфюрер.
— Откуда ты знаешь немецкий?
— Мой отец был немцем, а мать русская. Я родился и вырос в немецкой колонии на Волге.
— Как добрались?
— В следующий раз мне не хотелось бы участвовать в подобной операции.
— Почему? — Шмидт вопросительно взглянул на него.
— Не знаю, как вы там договаривались с комендантом в Богушах, но часовые стреляли довольно метко. — Он показал в плаще дыру от пули. — Одного, между прочим, убили... Потом эта жандармерия около Кнышина! Хорошо, что было темно, иначе бы не добрался сюда.
Гестаповцев несколько покоробила наглость этого человека. Они многозначительно переглянулись, и Шмидт сказал:
— Ты не новичок в нашей работе и знаешь, что такие мелочи иногда случаются. Однако к делу. Ты сотрудничал с нами раньше?
— Да.
— С какого времени? — продолжал расспрашивать Шмидт.
— С тысяча девятьсот тридцать четвертого. До этого работал с кем-то другим.
— Непосредственно в России?
— Да.
— А затем?
— В тысяча девятьсот тридцать девятом я прибыл в Белосток и здесь работал до июня тысяча девятьсот сорок первого года.
— Где?
— В спецуправлении по строительству военных аэродромов и приграничных укреплений.
— Кто с тобой поддерживал связь?
— Политическая секретная служба, отдел шесть А.
— Непосредственно Берлин? — с интересом спросил Шмидт.
— Нет. Управление в Кенигсберге. Восточная Пруссия ближе, и это облегчало связь.
Шмидт имел уже эту информацию, но предпочитал ее проверить.
— Знаешь коммунистов? — снова спросил он.
— Многих.
— Я имею в виду не личные знакомства. Знаешь ли их методы работы, организационные формы, идеологию?
— Это тоже знаю.
— Хорошо?
— Даже слишком.
— В этой игре ты будешь «коммунистическим деятелем» и должен иметь дело только с ними. А знаешь, какой это противник? Небольшая ошибка, недосмотр... — И Шмидт многозначительно приставил палец к виску.
— Так точно, понимаю.
— Я вижу, ты умеешь логически мыслить. Надеюсь, и на деле будет то же самое.
— Постараюсь.
— Как тебя зовут теперь?
— Юзеф Хартный.
— Верно, — кивнул Шмидт и подал ему фальшивый партбилет. Агент со знанием дела осмотрел его.
— Подходит? — спросил Шмидт.
— Профессиональная работа, — ответил Хартный, пряча в карман партбилет.
— В Белостоке тебе надо возобновить старые связи.
— Не знаю, кто остался, но если кто из знакомых здесь есть, то свяжусь с ними.
— Сейчас ты получишь адреса пяти новых «товарищей», — вмешался в разговор Хаймбах.
— Коммунисты? — спросил агент.
— Да, — ответил Махоль, отдел которого подготовил данные об этих людях.
— А те трое, что бежали вместе с тобой, пригодны для подпольной работы? — спросил Шмидт.
— Надо подумать. Одного, видимо, придется убрать.
— Во время побега они ни о чем не догадались?
— Нет. Откуда же? Говорили, что, если б не я, погибли бы в этом лагере.
— Это хорошо.
— Но я еще не знаю цели задания.
— Мы как раз подошли к этому вопросу, — ответил Шмидт. — Здесь, в Белостоке, ты организуешь диверсионно-разведывательную группу. Это будет только начало, скажем, первая часть задания. Мы снабдим тебя пишущей машинкой, радиоприемником, бумагой и даже фальшивыми документами, если они кому-нибудь понадобятся, — размеренно говорил Шмидт. — Используешь тех троих или двоих, как сам решишь. Будешь привлекать к работе и новых людей...
— Ну да, но... — хотел сказать что-то агент.
— Я еще не закончил! — повысил голос Шмидт. — Не хочу тебя поучать, но действовать необходимо осторожно, тщательно соблюдать конспирацию. Ты будешь иметь дело с коммунистами, а это очень опытные и смелые противники.
— Я понимаю.
— Очень хорошо. У людей, которых ты привлечешь в свою группу, не должно возникнуть ни малейшего сомнения относительно подлинного характера твоей деятельности. Вместе с тем ты ничто не должен упускать из поля зрения. Я имею в виду вот что. Проводя операции со своей группой, создавая нелегальную сеть, вовлекая людей, налаживая всевозможные контакты, ты будешь искать только одного человека по кличке Сибиряк...
В тот же день Вырва договорился с Петром встретиться на окраине города. Конспиративную квартиру на Боярах Вырва покинул рано, сразу же по окончании комендантского часа. Смешавшись с толпой людей, спешивших на работу, он быстро направился к месту встречи. Еще издалека заметил, что на углу одной из улиц собравшиеся люди читают какое-то объявление. Вырва встал за спинами читающих. На большом листе бумаги с одноглавым плоскокрылым орлом и свастикой было написано:
«...За последнее время в Белостокском округе увеличилось число диверсионных актов, направленных против Германии...»