Эдмунд Бентли - Криминальные сюжеты. Выпуск 1
— Мне ее подарил Зибель. Вместе с этой книгой попадаешь в какой-то новый мир, в другую жизнь. Но нужно огромное терпение, чтобы понять… Долгие ночи, много ночей…
Я обладал достаточным терпением. Это было заложено во мне как наследие нескольких поколений ученых в роду моего отца. Вега села за стол, раскрыла книжку.
— Мне бы хотелось, чтобы потом ты объяснил мне некоторые вещи, здесь столько непонятного. Я спрашивала У доктора Зибеля, но он сказал, что кто много знает, скоро умирает. А я хочу знать, я бы не отказалась, даже если потом мне пришлось бы умереть. Ты такой умный, Альтаир, очень умный, ты быстро разберешься…
От этих слов становилось очень хорошо. Я не знал, как называлось такое чувство, но оно опасно. Ведь Вега хочет мою душу, и она ее получит, если я не буду осторожным, если хоть на минуту ей поверю. А она выглядела такой милой и такой искренней. Ее подарок… И другие книги, о которых она вспоминала… Вот, значит, каким способом хотят выйти на мой след!
— Возьми, тебе будет интересно, вот увидишь! Ты откроешь для себя новый мир, это сделает тебя сильнее.
Я не дотронулся до стола, не проявлял любопытства.
— Вряд ли у меня будет время, — равнодушно сказал я. — Я не должен отвлекаться, мне нужно заниматься проблемами, которые стоят передо мной. Понимаешь, наука…
— Хватит! — неожиданно выкрикнула Вега, я никогда не видел ее в таком состоянии. — Неужели ты до сих пор ничего не понял? Разве ты слепой? Разве…
Вега перевела дух.
— Что это за наука, которая ищет все новые и новые виды смерти! Штамм 12. Штамм 112. Штамм 1112. Штаммы, штаммы, штаммы… Это же опасно! Отвратительно! Грязно! Немножко невнимания — и вы в любую минуту можете погибнуть. Но вы всегда внимательны, не правда ли? Не забывайте пройти стерилизационную камеру! А известно ли тебе, что в секторе А произошла авария и пятеро умерли в страшных мучениях? Я боюсь за тебя! Боюсь!
Я схватил ее за руку.
— Откуда ты все это знаешь?
Вега постепенно приходила в себя. И молчала.
— Откуда ты все это знаешь? — Я сильнее сжал ее руку.
Она охнула, оглядевшись по сторонам, прижалась ко мне и прошептала:
— А ты не выдашь меня? Будешь молчать?
И она боялась. Снова оглядевшись, она ощупала кровать, шкаф, письменный стол, провела ладонью по стенам, а потом заговорила:
— От этого сумасшедшего Зибеля. Он приходит ко мне, очень часто приходит, путает меня с какой-то Еленой, ласкает меня, говорит, говорит и плачет, хочет со мной бежать, говорит, что здесь есть тайный ход, который… Он все время жалуется, что Хензег его в чем-то подозревает, а генерал Крамер давит на него, а он не может вырваться из их клещей, потому что, потому что…
Я все еще не верил ей.
Авария в секторе А. Нужно проверить…
Она все время озиралась по сторонам. Снова потрогала пальцами стены, шкаф, стол, беспомощно опустила руки, улыбнулась, но уголки ее губ дрожали. Она молча спрятала лицо у меня на груди и заплакала.
— Люби меня! — шептала она, плакала, целовала меня и задавала вопросы, которые были мне так знакомы, потому что напоминали мои. Их не могли выдумать ни Зибель, ни Хензег, чтобы их выдумать, нужно быть клонингом. Только любовь имеет смысл, шептала Вега, а я думал о секторе А и о погибших, вспоминал лицо Елены Зибель, может быть, потому, что от него веяло тайной, которую мне хотелось понять. Лицо обреченного человека… А на фотографии оно было таким живым, светилось грустью и надеждой на счастье. И я спрашивал себя: как этот зверь Зибель способен на такое чувство, на такую тоску и на такую жестокость? Виновен ли Зибель в смерти пятерых из сектора А? И почему он так откровенен с Вегой? Что это? Одиночество? Сумасшествие?
8
Осмотры у доктора Андриша участились. И стали более продолжительными. Его молоточки старательно простукивали наши души. И наши мысли.
— Со мной все в порядке, доктор Андриш? — невинно спрашивал я, глядя ему прямо в глаза, прячущиеся за стеклами очков.
— Прекрасно, мой мальчик.
Мне хотелось как можно скорее покинуть его кабинет, но он задерживал меня, угощая сигаретами, от которых я всегда отказывался. Я садился напротив и улыбался, разговоры начинались издалека, с несовершенства человека; внимательно слушая, я кивал головой, соглашался… И все время улыбался. Он расспрашивал меня о работе, я отделывался общими фразами, держался нарочито глупо, а все было до того ясно и понятно, что я боялся переборщить. Доктор Андриш поверял мне свои планы, вероятно, и ему здесь было одиноко. В соседней комнате стоял новый электронный Гиппократ. Долго и сосредоточенно монтировали его двое молчаливых клонингов, а доктор Андриш показывал мне его, объясняя, как можно раз и навсегда лишить человеческое тело тайн, а мозг — мыслей. Все будет записываться в машинной памяти этого красавца, что изрядно облегчит работу доктора Андриша с нами. Он задумчиво улыбался и ласкал металлическую поверхность, как тело девушки. Я знал, что его работа связана прежде всего с изучением деятельности мозга, а мы, клонинги, играли уже второстепенную роль. И деятельность мозга, самой сложной органической структуры, столь совершенной, что в один прекрасный день она могла бы погубить себя своим совершенством, была главным в жизни доктора Андриша. Доктор Андриш мечтал создать гигантский, совершенный мозг, для питания которого необходима кровь всего человеческого организма. И человек будет существовать с единственной целью — питать этот совершенный орган, чтобы он рождал теории и гипотезы, лишенные каких бы то ни было чувств и совести и беспощадно обрекающие на смерть не только других, но и себя. Создание такого мозга было единственным смыслом жизни доктора Андриша. А чем, собственно, отличался от этой модели мозг Хензега?
— Ты понимаешь меня? — спрашивал Андриш.
— Пытаюсь.
Хензег тоже пускался в откровения. Он мечтал создать совершенную организацию, чтобы подчинить нас единственной цели — жертвовать собой ради идеи. В этом отношении его фанатизм не уступал фанатизму Зибеля.
А доктор Зибель свойски похлопывал меня по плечу и хвалил мою работу в лаборатории, но его зеленые рысьи глаза пронзали меня насквозь. В цикле обычных проверочных опытов я выделил потенциальные биологические возможности нового препарата, устраняющего сбалансированный веками иммунитет, в результате чего организм безболезненно мог приспосабливаться к новой форме жизни.
— Замечательно, мой мальчик! — Пальцы Зибеля впивались в мое плечо.
С каждым прошедшим днем Зибель становился все печальнее, все рассеяннее. Он избегал Хензега не только из-за его подозрений. Он вообще избегал общества, избегал даже доктора Андриша, с которым его связывала старая дружба. Он был и в то же время не был с нами.
