Николай Асанов - Янтарное море
Лидумс помог запыхавшейся миссис Флауэр переставить с места на место цветы, которые должны были «оттенить» главные места за столом, и спросил:
— Почему вы так озабочены этим визитом, миссис Флауэр?
— О, мистер Казимир, в распоряжении этого человека значительные средства! Он финансирует всю нашу деятельность, и мы должны встретить его с почетом. Я очень рада, что принимаю у себя вас, кого мистер Маккибин считает своим другом…
Похоже было, что мистер Маккибин ни для кого из живущих в школе такого одолжения не делал.
Маккибин прибыл в школу вместе с Норой.
В гостиной собрались все ученики школы, отдельной группкой стояли более почетные гости: Лидумс, Силайс, Ребане, Жакявичус. Силайс так и сиял, зато эстонец и литовец были несколько удручены: они не могли похвастаться успехами своих собратьев по тайному оружию. Однако к Лидумсу они относились тоже с большой долей восхищения.
Первый тост, как и следовало ожидать, провозгласил Маккибин. Он поднял его за здоровье и личные успехи «верного сына латышского народа», «вождя и руководителя национально мыслящих сынов Латвии», «воина и героя» мистера Будриса и его верного помощника и представителя мистера Казимира.
Все встали с мест, поспешили к Лидумсу. Некоторое время Лидумс слышал только звон бокалов, едва успевая ответить на посыпавшиеся в его честь поздравления. Никто не желал упустить высокую честь выразить личное восхищение мужественным борцом за свободу Латвии Будрисом и его высоким послом.
Когда установилась тишина и взоры всех направились к Лидумсу, он произнес взволнованный спич в адрес Маккибина, в котором выразил свою искреннюю признательность за внимание к его другу Будрису, а затем провозгласил тост за британское королевское правительство, оказавшее ему столь любезный прием на своей земле.
Зеленые глаза Норы пылали, излучая какой-то многообещающий свет, они все время устремлялись к Лидумсу, так что тому стало даже как-то неловко. Но когда Маккибин любезно произнес, что познакомился с мистером Казимиром заочно, благодаря рассказам Норы, Лидумс подумал с усмешкой: «Может, это и к лучшему? Известно, что никто не сумеет лучше расхвалить человека, чем влюбленная женщина! Лишь бы эта влюбленность не зашла слишком далеко! Люди такого типа, как Маккибин, с его холодноватым сухим лицом и властолюбивым выражением глаз, бывают очень ревнивы. Будем надеяться, что эта дама побоится своего шефа…»
А Нора, попыхивая сигаретой, — курила она, не переставая, — бродила меж собравшимися, рассыпая смех и шутки, порой довольно злые, по адресу Ребане и Жакявичуса, и все норовила коснуться плечом или грудью плеча Лидумса. К счастью для Лидумса, Маккибин захотел прослушать повесть о его анабиозе и о положении в Латвии, и Лидумс успел перебраться к нему поближе, оказавшись таким образом в относительной безопасности. Правда, это было похоже на то, что от тигрицы он попал ко льву, но тут были хоть равные условия — оба они охотились друг за другом и могли прибегнуть к одинаковым уловкам и приемам.
Как только Маккибин заговорил о Латвии, о положении в ней, Лидумс невольно вспомнил встречу с престарелым «президентом». Как мало знали эти два, казалось бы, самые информированные во всей Англии человека, о той стране, которую избрали «сферой» своей деятельности!
По-видимому, Зариньш уже успел рассказать Маккибину о своей встрече с Казимиром, это было заметно по тому, что Маккибин задавал те же самые вопросы, что и «президент». Лидумс не стал «смягчать» свои ответы, только вспомнил предостережение Силайса, и при вопросе о количестве «активных помощников» сослался на правила конспирации, которые не позволили ему задавать такие вопросы Будрису. Впрочем, Силайс уже торопился на помощь. Желая привлечь внимание шефа к своей особе, он, оказывается, привез с собой даже подарок Будриса, и теперь вынес его из передней для всеобщего обозрения.
Кажется, подарок понравился Маккибину, он тоже похвалил прекрасную работу латышских кустарей и прекратил свои вопросы, напоминавшие чем-то тот допрос, который устроил Лидумсу Зариньш.
Маккибин пробыл в школе два часа. И все это время было посвящено торжеству Будриса и его посланца.
«Итак, — размышлял Лидумс ночью, оставшись один, — посвящение в «рыцари плаща и кинжала» состоялось! Если бы у англичан еще таилось какое-нибудь подозрение, они никогда не позволили бы Маккибину приехать на этот прием. Значит, теперь начнется серия официальных встреч, единственно в сущности полезных в моем положении. И чем больше я стану требовать у англичан и у престарелого «президента», тем выше будет моя цена! Англичане любят упрямых и упорных людей, а «президент» уже надоел им, и они не могут ждать от него ничего!»
10
Наконец долгожданная елка, на которую ученики школы внесли так много денег, была готова. Готов был и рождественский ужин.
На этот раз миссис Флауэр не пожалела ни, расходов, ни усилий. Традиционный английский праздник не мог быть отпразднован кое-как!
В сочельник ученики школы разбрелись по городу: одни, чтобы «встряхнуться», как это делал постоянно Джек, другие — в карточный клуб, как поступал в свободное время Ребане, третьи — наиболее сентиментальные — поискать традиционные подарки и подарить их самим себе, если уж шпионская жизнь лишила их права на семью, родину и близких.
Лидумс остался дома. Он вызвался помогать миссис Флауэр в украшении елки, да и не хотелось бродить по промозглым от тумана лондонским улицам или сидеть в каком-нибудь кабаке.
Он только что укрепил вифлеемскую звезду на вершине елки, как послышался звонок в передней, и в зал вошли впущенные прислугой две девочки лет восьми-девяти. Остановившись у притолоки и глядя влажными от испуга глазенками на пышную елку, на накрытый стол, на яркие лампы, они робко запели рождественский гимн.
Еще днем Лидумс увидел первые стайки этих христославов. В дни рождества чуть ли не все школьники из пригородов Лондона и трущобных районов выходят на улицы. Они осаждают троллейбусы, автобусы, метро, заходят во все дома на богатых улицах, где им откроют дверь, собирая нехитрую дань с праздничного стола. Вот и эти две девчушки, увидев через окна ярко освещенный зал, пришли сюда попытать счастья.
Столько трогательного испуга и надежды было в их лицах, так застенчиво и плохо они пели своими смущенными голосками, что Лидумсу вдруг захотелось обнять их, прижать к себе, утешить хоть чем-нибудь, сказку, что ли, рассказать им о их сверстниках в далекой Советской стране, для которых каждый день является праздником, так как они не знают этой унизительной нищеты…
