Олег Голиков - Рассказы
о пропущенных в детстве тренировках по боксу, и о катастрофической малочисленности
физических нагрузок во всей Его жалкой интеллектуальной трудовой жизни.
- Я не видел…, - еле выдавил Он из себя, - Оставьте меня в покое….
Мужик, казалось, этого и ждал.
- Ах, ты не видел, вонючка козлиная?! Сныкал червонец, падла? – и с этими словами
мужик крепко сгрёб Его за воротник и изо всей силы ударил головой о стекло, которое
беззвучно рассыпалось крупной зубастой крошкой, беспощадно поранив Его лицо.
Последнее, что Ему запомнилось из этой страшной по своей невероятности сцены, это
были косые струи дождя, ворвавшиеся в разбитое окно панически затормозившей
маршрутки, которые щедро омывали Его окровавленные щёки.
…Спустя несколько часов, в палате интенсивной терапии, когда к Нему вернулась
сознание, Он, не ощущая своего лица и глядя одним глазом в узкий проём бинтов, первым
делом спросил высокого мужественного врача с добрыми глазами, где здесь можно
покурить…
-------------------------------------------------------------------------------------------
ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА ДЬЯВОЛА
…Их было четверо студентов из Питера, три парня и одна девушка. Этим летом они
здорово повеселились, проведя больше месяца в Южном Крыму.
Начав свой круиз с недельного разгула на Казантипе, к концу августа они добрались до
Кара-Дага, где и проводили свою предпоследнюю ночь на тёплой крымской земле.
Позади уже были сумасшедшие ночи в Ялте, с полуночным выездом на мыс Айя, где в
чёрной шёлковистой воде, светящейся болотными огоньками под лунным светом, они
купались нагишом; взорвался яркими фейерверками в чёрном южном небе джазовый
фестиваль в Судаке, после которого их изумлённым взорам, переливаясь разноцветными
бухтами, открылись красоты Нового Света. На исходе третей недели крымских каникул
юных путешественников принял под свой кров загадочный Коктебель с его таинственной
атмосферой, пропитанной творчеством былых времён.
И вот, наконец, загадочный сфинкс крымского побережья, горная гряда остывших
вулканов, глянул своим распахнутым зевом Золотых Ворот на слегка подуставших от
ярких впечатлений гостей из Северной Пальмиры.
Дневная морская прогулка вдоль хребта Кара-Дач, была подобна погружению в
незнакомую жуткую сказку, которую хриплым прокуренным голосом рассказывал им
пожилой просоленный экскурсовод, он же рулевой моторной лодки. Воодушевившись
почтительным вниманием всей четвёрки, старый работник заповедника под тихое
урчание мотора вещал о древних легендах и призраках, населявших древние, застывшие в
кружевах лавы утёсы. Духом вечности были пропитаны воздух и волны, разбивающиеся
о стены Ревущего Грота, который по преданиям считался входом в царство мёртвых.
Проплывая сквозь Золотые ворота, все четверо, загадав желание, послушно бросили по
монетке, милостиво принятыми пучиной зелёных вод.
Вскоре, после прибытия на берег, августовское небо быстро потемнело, и оранжевый
закат, воспламенив мантии каменного короля с королевой, навеки застывших на вершине
величавой горы, залил главную вершину Кара-Дага мягким задумчивым светом.
Поёживаясь от лёгкого озноба, охватившего обгорелые плечи и лица, молодые люди
расположились на веранде небольшого живописного домика, снятого до завтрашнего
утра, где устроили себе прощальный пир с сухим красным коктебельским вином,
разносортным виноградом и солёным татарским сыром.
…Допив третий стакан Роман, самый старший из всей четвёрки поднялся и кивнул в
сторону моря:
- Пойду, прогуляюсь…
Вскоре он спустился на пустынный пляж, раскинувшийся у подножья Карадага, где и
присел на краешек забытого кем-то деревянного лежака.
Вечер был тих и прохладен. Тихий шелест волн наводил на глубокие мысли о вечности, и
Роман осторожно достал из пустого кожаного футляра для зажигалки короткую папиросу
в целлофановом пакетике. Этой волшебной папиросой его угостил один весёлый пожилой
байкер, тоже из Питера, на одной из бесконечных казантипских тусовок. Похоже, сейчас
было самое время оценить подарок, и Роман осторожно раскурил сыроватый косячок.
… Лунный серебристый мячик спрятался за перистым облаком, и непроглядная тьма
повисла над морской гладью. Глядя на далёкий маяк, помаргивающий где-то невероятно
далеко в темноте, Рома сделал последнюю затяжку, задержал воздух в лёгких, и, вмяв
окурок прямо в морскую гальку, откинулся на лежаке. Тело его обмякло, дыхание стало
глубоким, и тёплая нега разлилась по конечностям. Подарок оказался хорош…
Так прошло минут пять, а, может, двадцать пять… Роман лежал с прикрытыми глазами в
полной темноте и слушал глубокое дыхание Чёрного моря. Вдруг со стороны гор
послышался нарастающий шум, словно включили огромный насос, который с каждой
секундой набирал обороты. Роман приподнялся на локтях и с ужасом заметил, что весь
пляж, вместе с ним, с забором и пригорком, который находился чуть позади, медленно,
едва заметно, движется вправо, словно театральная сцена при смене декораций. Он
тряхнул головой и схватился обеими руками за шероховатые бортики стеллажа, так как
скорость движения всего пространства вокруг неуклонно нарастала с каждой секундой, а
необъяснимый шум стал настолько сильным, что напоминал собой звук сверхзвукового
истребителя, проходящего на малой высоте. Где-то впереди слева, на фоне внезапно
посветлевшего неба замаячил корявый остроконечный силуэт знакомого утёса,
напоминавшего пробитый волнами парус, в направлении которого и происходило это
жуткое безумное движение окружающего стеллаж пространства.
Роман остолбенел от ужаса – пляж, море, пригорок, да и сама гора двигались уже со
скоростью бегущего человека, страшный каменный пролёт неумолимо приближался, и он
вдруг увидел, с какой яростью пениться впереди вода.
Рома зажмурился, что есть сил, и через мгновенье внутри его головы словно включили
третий глаз. Луна вышла из-за облака, и он внезапно увидел всё, что происходит с высоты
птичьего полёта. Его сознание зависло прямо над Золотыми воротами, которые,
несомненно, являлись эпицентром страшной катастрофы. Бесконечного морского
пространства, которое должно было расстилаться позади каменной арки, не было – оно,
словно провалилась в тартарары. А горная гряда вместе с небольшой полоской моря,
