Александр Путятин - Обаламус
— Но почему? Если товар тот же самый!
— Потому что, если вы, Сергей, будете покупать золото у цыгана, то не дадите ему больше половины цены даже за настоящие драгоценности: ведь они же наверняка краденые! Вот так и здесь. Если продавец редких марок не известен в среде филателистов, он, скорее всего, вор.
— Но вы наносите вред государству!
— Ой, ли? Государство, Сергей, как и народ, состоит из людей. А большинство сомнительных коллекций марок сосредоточено как раз в руках этих людей — правящей элиты. Так что, они, люди, составляющие наше государство, выигрывают от моей деятельности больше, чем я сам. И давай прекращать эту говорильню, народ с поста возвращается.
Да, слухи не обманули. Теперь ясно, почему Михельсон сорил вчера купюрами, словно удачливый золотоискатель. Шальные деньги на Руси беречь не принято. Но что он там говорил о диссидентах, состоянии души? Интересно…
— Привет, Шура! Ты уже не спишь? — Гена Лущенко вернулся с водомерного поста и был готов общаться.
— Здравствуй… — я сделал вид, что проснулся от его голоса. — Теперь уже нет!
— А-а-а… — Гена уже что-то сосредоточенно искал в своём рюкзаке. — Слушай, там, на берегу, такой пляж! Пошли купаться после обеда?
— Нужно только посмотреть график дежурств и отпроситься у начальства. А скоро в столовку?
Гена взглянул на часы.
— Минут через двадцать, наверное.
Но на пляж в этот день мы не попали. Потому, что на обед нас повёл Алексей Исаакович, а вблизи него постоянно клокотал водоворот событий, затягивающий в себя окружающих.
13
Самогон у Степана Матвеича был знатный… Можно сказать, король всех самогонов. Но большая часть содержимого моей стопки уже не в первый раз доставалась роскошной хозяйской монстере, томящейся в деревянной кадке рядом со столом. Пить наравне с лесником? При его-то тренированности? Нет уж, увольте! Ничего, пусть лучше растение порадуется — ему на месте стоять, а мне еще пять километров пешком до стоянки топать.
Чёртов Михельсон после первого же тоста сбежал в лагерь за прибором, Гену погнал на хозяйской лодке к водомерному посту, а меня принес в жертву… Раз, говорит, на работе не пьешь, считай, что до вечера свободен. Мы прибор и вдвоем установим, а лодку Матвеич от поста завтра сам заберет.
Очередную байку старика я пропустил мимо ушей. Задумался. Поэтому, стоило ему закончить рассказ, сразу же постарался перевести разговор на другое:
— Степан Матвеевич! А чего вы на кордоне-то не живете, сами же говорили, что там дом большой и печка жаркая?
— Это давняя история, до меня еще случилась. Но если интересно… В деревне говорят, что раньше на месте теперешнего кордона был хутор и жил там Филимонов Матвей Ильич с женой и детишками. Детишек было у него шестеро: четыре сына и две дочери. Но не бедствовали. Хозяйство имел справное. Ну, и люди, понятное дело — работящие. А в двадцать девятом началась коллективизация. Дом большой, две коровы, лошадь — значит, кулак… Посадили их, как водится, всю семью на одну телегу и отправили куда следует… Нда…
Степан Матвеич погладил бороду и потянулся к четверти за очередной порцией. Мне стало немного жалко монстеру. Аккуратно наполнив оба стопарика и отхлебнув от своего половину, старик продолжил рассказ:
— Что с ними дальше было, никто не знает. А хозяйство захирело. Поля заросли травой. И то сказать, кто ж в колхозе ломаться будет за здорово живешь без начальственного догляда, а начальник на хутор не набегается? Вскоре там стал кордон и поселился в нем лесник местный, Семенычем его звали. По имени, вроде — Пётр, а фамилию уже и не помню… С семьей поселился. И вот в тридцать первом в январскую стужу постучался ночью в ворота странник. Обогреться просил, но Семеныч побоялся его впускать, прогнал со двора, да еще и ружьем пригрозил. А странник отошел от ворот-то, да и говорит из темноты: «Я последний в живых остался из тех, кто дом этот строил и землю здешнюю пахал, а ты меня, разтак твою и разэдак, на порог не пускаешь! Так знай, что и тебе, аспиду, у моей печки недолго греться осталось!» С тем и исчез в ночи…
— И что дальше?
— А дальше: лесника этого, который — Семёныч, в чаще медведь заломал, недели не прошло с той ночи. Баба его с детишками в деревню к матери вернулась. А на кордоне весной новый лесник поселился. Молодой парень, неженатый. Да только и он недолго там хозяйничал. Следующей зимой в сарае повесился. Третий через год в пургу заблудился, его потом весной в полуверсте от дома нашли. Четвертый в проруби утоп. Когда я в тридцать пятом годе на должность здешнюю определился, мне местные всю эту историю и рассказали. Ну, я к начальству. В деревне, говорю, строиться хочу или увольняйте к такой-то матери! Мне материалы кой-какие подкинули, лес свой, за лето построился. Вот ты говоришь: атеист, ни во что сверхъестественное не веришь, а что об этом деле думаешь? У нас говорят — проклятие вековое на том доме лежит…
Дед внимательно посмотрел чуть в сторону от меня. Да, подслеповат старичок. Чуть сгустились сумерки, он уже и не видит ничего.
— Что думаю о чем? Об истории этой или вообще?
— Об истории, ну и вообще… А о чем ещё? — Степан Матвеевич кивнул на бутыль. — Тебе еще плеснуть кумышки?
— Нет, спасибо. А об истории я думаю, что все может быть, но, скорее всего, у последнего хуторянина крыша от горя съехала, и стал он всех новых жильцов крошить по очереди. Зимой и человека легче убить, и следы заметать сподручнее. Отец его, похоже, у местных авторитетом пользовался, так что их симпатии были в основном на стороне мстителя. А может, и правда — проклятие. Но для того, чтобы в него поверить, нужно отработать все остальные версии…
— Ну, а вообще?
— А вообще я думаю, что вы сами из семьи таких же репрессированных, только из других мест, скорее всего из-под Казани или из-за Урала, что вы не русский и не Степан Матвеевич, больше похоже на то, что из крещеных татар, но здесь я не уверен.
Старик подобрался и посуровел лицом.
— Так ты из этих, из ГПУшников? За Исакичем следить приставлен!?
— Успокойтесь, таких как я в милицию не берут, а в более серьезные структуры и подавно.
— Что, предки подкачали, не за тех воевали в гражданскую?
— Да нет, дед в Красной Гвардии начинал в отряде Блюхера. Да и дальше все с анкетами было в порядке, просто для юридического факультета направление нужно получать от соответствующих структур, а мне в эти структуры обращаться не хотелось. Вроде как, одалживаться у них. Потом ведь за милость эту отслуживать придется. А я просто Конан Дойла начитался и хотел помогать хорошим людям в борьбе с бандитами. Потом решил стать военным, оказалось, что по здоровью не прохожу. Ну, вот так и попал на геофак. А хочу ли я этой наукой заниматься или нет, так до сих пор и не понял. Просто гонит меня течением, а я и не сопротивляюсь.
