Пэм Муньос Райан - Эсперанса
Эсперанса была рада, что девочка вышла и забрала с собой глупую вязаную куклу. Иначе она бы постоянно напоминала Эсперансе о ее эгоизме, а мама бы всю дорогу сердилась.
Колеса монотонно постукивали. Поезд шел на север. Время тянулось бесконечно, как нить маминой пряжи. Каждое утро солнце поднималось из-за гор Сьерра-Мадре и посверкивало между соснами. По вечерам оно опускалось слева от них, оставляя розовые облака и пурпурные горы на фоне темнеющего неба. Когда люди садились на поезд или выходили на станциях, Эсперанса и другие пассажиры пересаживались. Когда вагон переполнялся людьми, им иногда приходилось стоять. Когда народу становилось меньше, они клали чемоданы под головы и пытались спать на жестких скамьях.
На каждой остановке Мигель и Альфонсо выходили с каким-то свертком. Эсперанса наблюдала за ними из окна. Она видела, как они шли к лотку с водой, разворачивали клеенку и смачивали содержимое. Затем они снова его заворачивали в клеенку, садились в вагон и аккуратно клали сверток в сумку Альфонсо.
– Что там такое? – не удержавшись, спросила Эсперанса у Альфонсо, когда поезд тронулся с очередной станции.
– Увидишь, когда приедем. – Он улыбнулся и переглянулся с Мигелем.
Эсперансу раздражало, что Мигель ходит взад-вперед со свертком и не говорит, что внутри. Она устала оттого, что Гортензия постоянно что-то напевает, и ей надоело смотреть, как вяжет мама. Они вели себя так, словно с ними не происходило ничего необычного. Но больше всего ей наскучили постоянные разговоры Мигеля о поездах. Он болтал с проводниками. На каждой остановке он выходил из вагона и смотрел на машиниста. Он изучал расписание поездов и пересказывал его Эсперансе. Казалось, он был настолько же счастлив, насколько она была раздражена.
– Когда приеду в Калифорнию, буду работать на железной дороге, – сказал Мигель, с тревогой вглядываясь в даль. Они положили на колени оберточную бумагу и ели пепиньяс – огурцы с солью и молотым перцем.
– Я хочу пить. А в других вагонах продают сок? – спросила Эсперанса.
– Я бы работал на железной дороге в Мексике, – продолжил Мигель, не замечая, что Эсперанса пыталась сменить тему. – Но в Мексике сложно получить работу. Нужно иметь связи, чтобы тебе дали работу на железной дороге. У меня не было связей, а у твоего отца они были. Когда я был ребенком, он пообещал мне помочь. И он бы сдержал слово… Он всегда выполнял свои обещания.
При упоминании папы у Эсперансы снова сжалось сердце. Она посмотрела на Мигеля. Он быстро отвернулся и уставился в окно, но она заметила, что у него на глазах навернулись слезы. Она никогда не задумывалась, как много значил ее отец для Мигеля. Эсперанса вдруг поняла, что, хотя Мигель был слугой, папа относился к нему как к сыну, которого у него никогда не было. Но папы больше не было, не было его влияния. Что теперь будет с мечтами Мигеля?
– А в Соединенных Штатах? – спросила она тихо.
– Я слышал, что в там не нужно связей. Даже самый бедный человек может разбогатеть, если будет много работать.
Они ехали уже четыре дня и четыре ночи, когда в вагон вошла женщина с проволочной клеткой, в которой сидели шесть рыжих кур. Они неистово кудахтали, а когда хлопали крыльями, то по всему вагону разлетались красновато-коричневые перышки. Женщина села напротив мамы и Гортензии и за несколько минут успела рассказать им, что ее зовут Кармен, что она овдовела и осталась одна с восьмью детьми на руках и что она живет в доме своего брата и помогает его семье ухаживать за младенцем.
– Хочешь конфет? – спросила она Эсперансу, открыв сумку.
Эсперанса посмотрела на маму – та улыбнулась и одобрительно кивнула.
Эсперанса нерешительно потянулась к сумке женщины и зачерпнула горсть кокосовых леденцов. Раньше мама никогда не разрешала ей брать конфеты у незнакомых людей, особенно у бедняков.
– Сеньора, почему вы едете с этими курами? – спросила мама.
– Я продаю яйца, чтобы прокормить семью. Мой брат выращивает кур и отдал этих мне.
– И так вы ухитряетесь прокормить всю семью? – спросила Гортензия.
Кармен улыбнулась:
– Я бедна, но я богата. У меня есть дети, сад с розами, моя вера и память о тех, кого с нами больше нет. Чего еще можно желать?
Гортензия и мама кивнули, улыбаясь. Какое-то время все сидели, задумавшись, а потом мама вытерла мокрые от слез глаза.
Женщины продолжили разговор, а поезд все ехал мимо полей пшеницы, апельсиновых рощ и коров, пасущихся на склонах холмов. Они говорили, а поезд проезжал городишки, где крестьянские дети бежали за ним ради забавы. Мама рассказала Кармен о том, что произошло с папой, и о тио Луисе. Кармен слушала и, сопереживая, кудахтала, как ее куры. Эсперанса переводила взгляд с мамы на Кармен, а с Кармен на Гортензию. Ее поразило, с какой легкостью Кармен рассказала им все о своей жизни, а потом вступила в откровенную беседу с мамой. Это казалось ей неправильным. Мама всегда держалась приличий и следила за тем, что можно говорить, а о чем следует промолчать. В Агуаскальентесе она сочла бы неуместным делиться с торговкой яйцами своими проблемами, но сейчас сделала это не колеблясь.
– Мама, – шепнула Эсперанса, взяв тон, который слышала от самой мамы много раз, – ты думаешь, что разумно рассказывать крестьянке о наших семейных делах?
Мама едва сдержала улыбку.
– Все в порядке, Эсперанса. Теперь мы сами крестьяне, – тихонько ответила она.
Эсперанса промолчала. Что случилось с мамой? Неужели все ее правила изменились, как только они сели в поезд?
Когда они остановились в городе Кармен, мама подарила ей три красивые кружевные салфетки собственной вязки.
– Для вашего дома, – сказала она.
А Кармен подарила маме двух цыплят в старой сумке, перевязанной бечевкой.
– Для вашего будущего.
Потом мама, Гортензия и Кармен обнялись, словно всю жизнь были друзьями.
– Буэна суэрте, удачи! – пожелали они друг другу.
Альфонсо и Мигель помогли Кармен сойти с поезда. Они отнесли ее сумки и клетку с курами. Вернувшись, Мигель сел рядом с Эсперансой у окна. Они смотрели, как Кармен встречается с детьми, самые маленькие полезли к ней на руки.
На перроне изувеченная индианка подползла на коленях с протянутой рукой к группе элегантно одетых дам и господ – такие платья раньше носили мама и Эсперанса. Эти люди повернулись к нищенке спиной, но Кармен подошла к ней и дала ей монету и несколько кукурузных лепешек.
Женщина перекрестила ее, благословляя. Потом Кармен взяла детей за руки, и они ушли.
– У нее восемь детей, и она торгует яйцами, чтобы выжить. Она подарила твоей маме двух кур и помогла калеке, хотя вряд ли может себе это позволить, – сказал Мигель. – Богатые заботятся о богатых, а бедные – о тех, кто нуждается еще больше, чем они сами.
