Аркадий Адамов - Искатель. 1970. Выпуск №5
Дежурный сочувственно покосился на него и ответил:
— Один момент. У нас теперь связь поставлена будь здоров. С любым уголком. А уж с Москвой… По последнему слову науки и техники.
— Ну вот и давай.
— Пожалуйста, — улыбнулся дежурный, протягивая одну из разноцветных трубок, установленных на длинном пульте, в котором что-то мерно гудело и мигали многочисленные разноцветные лампочки. — Москва отвечает, дежурная часть штаба министерства.
Лобанов схватил протянутую ему трубку. «Вот это да», — подумал он.
— Срочно прошу полковника Коршунова, — сказал он, вспомнив новое звание своего друга.
— Переключаю на управление уголовного розыска, — ответил голос в трубке.
Его тут же сменил другой голос.
— Полковник Коршунов у начальника управления. Кто его вызывает?
— Майор Лобанов. Из Борска. Он мне срочно нужен. Поезд от нас скоро будет в Москве.
— Сейчас доложу.
Прикрыв ладонью трубку, Лобанов сказал дежурному:
— Посмотри, когда тридцать восьмой приходит в Москву. Быстро. — И почти сразу он услышал голос Коршунова:
— Слушаю, старина. Что у тебя там стряслось?
— Сергей? Привет. Вот слушай.
В этот момент дежурный придвинул расписание и пальцем указал нужное место. Лобанов кивнул.
— Так вот, — продолжал он в трубку. — Нами задержан некий Трофимов. Он привез…
Коршунов слушал, как всегда, молча, не перебивая вопросами, и, только когда Лобанов кончил, он досадливо спросил:
— Выходит, упустили того, второго?
— Думаем задержать. Но сейчас главное…
— Все понятно, — перебил его на этот раз Коршунов. — Я с тобой согласен. Чемодан скорей всего обменяли, причем случайно, конечно. Когда поезд приходит в Москву?
Лобанов ответил.
— Так. Времени в обрез. Где ехал этот Трофимов?
— Четвертый вагон, место семнадцатое.
— Ясно. Выеду сам навстречу. Как чувствует себя Жаткин?
— Порядок. Бегает.
— Привет передай. Я тебе буду звонить. А ты пока…
Через минуту разговор был закончен.
«Ну, теперь завертелось, — удовлетворенно, хотя и с некоторым беспокойством, подумал Лобанов, направляясь к себе в отдел. — Насчет Трофимова он, конечно, правильно решил. И насчет Семенова тоже».
В кабинете Лобанов застал лишь Трофимова и одного из сотрудников. Протокол был уже составлен. В чемодане ничего подозрительного обнаружено не было.
— Ну что ж, Борис, продолжим разговор, — сказал Лобанов, усаживаясь к столу. — Только теперь будем кое-что записывать.
— А я ничего не знаю, — с вызовом ответил Трофимов, — говорил же. И выходит, ничего такого я не вез. Чего же цепляться-то?
Лобанов покачал головой.
— Во-первых, давай, Боря, разговаривать культурно. Не вез, говоришь? Вез, милый, вез. Только, когда из вагона ты выходил, чемоданчик-то и перепутал. Ясно? Свой оставил, а чужой взял.
— Это еще доказать надо.
— Уж постараемся. Теперь рассуди сам: кому ты его вез? Этот Петр Данилович замешан в опасном преступлении. И ты не первый ему такой чемоданчик привозишь. Он это подтвердил. Так что задержать тебя у нас основания были, как видишь. Да и сам ты, что ни говори, а чувствовал, конечно, что в темное, незаконное дело лезешь. Иначе зачем бы такие осторожности, а?
— Чего я чувствовал, это мое дело. Я только знаю, что сажать меня не за что, — с прежней дерзостью ответил Трофимов.
— Пока, Боря, только пока, если не одумаешься, — строго возразил Лобанов. — И не смотри на нас, как на врагов. Мы тебе зла не желаем.
— Ну да. Было бы за что уцепиться, враз посадили бы.
— То есть, соверши ты преступление, так, что ли?
— По-вашему, может, и преступление.
— А по закону?
— А это уж я не знаю, как по закону.
— Вот это ты правильно сказал. Законов ты не знаешь. В школе их не проходят. А надо бы. Тем более что есть еще и такой закон: незнание закона не освобождает от ответственности по нему. Я тебе это уже говорил.
— А я вам уже говорил, что мне жрать нечего.
— Брось. От голода у нас еще никто преступлений не совершает. Ты стипендию в техникуме получаешь?
— Ну и что? Кто на нее проживет?
— Работай. Многие студенты работают еще. Раз учиться охота.
— Много так заработаешь, — презрительно протянул Трофимов.
— Да, брат, — вздохнул Лобанов. — Дело тут, видно, не только в том, что ты законов не знаешь. Мало тебе денег? Так бросай свой техникум, иди на завод.
— Ну да! Мне диплом нужен. Не одним вам сотни получать. Я тоже хочу.
— Скажи пожалуйста. Сотни! На меньшее ты не согласен?
— Там видно будет, на что соглашаться.
— Ну что ж, посмотрим. Мы теперь за тобой внимательно посмотрим. И преступления совершить тебе не дадим. Но главное не в этом. Главное, чтобы ты сам понял: жить надо честно, чтобы не совестно было людям в глаза смотреть, чтобы спать спокойно, чтобы не таиться, не прятаться, не дрожать каждую минуту, чтобы на душе было легко. Вот вернешься ты домой…
Тут Лобанов заметил, как на миг радостно блеснули угрюмые глаза парня.
— …Вернешься, говорю, — с расстановкой повторил он. — Снова придет к тебе этот Юсуф, предложит еще какой-нибудь чемоданчик подкинуть, деньги пообещает…
— Нет уж, спасибо, — усмехнулся Трофимов. — Другое занятие поищу. А то, чего доброго, и вовсе загремишь с ним.
— Обязательно даже загремишь, — подтвердил Лобанов. — Хотя и тут важнее другое. Ты про гашиш слышал? Курят его некоторые.
— Слышал. Психи курят.
— Страшный это яд. Человека дотла разрушает, если втянуться.
— Точно.
— Вот этот яд, Боря, ты и вез.
— Ну да?!
Трофимов ошалело посмотрел на Лобанова, и угрюмое его лицо приобрело вдруг выражение такой мальчишеской растерянности, что Лобанов невольно усмехнулся.
— Вот именно, — уже строго и сокрушенно произнес он. — Это ты и вез. Чтоб Семенов мог других травить и зарабатывать на этом, как тот Юсуф. И ты бы на этом заработал. Или тебе все равно, на чем зарабатывать?
— Ладно вам, — сердито ответил Трофимов. — Кто же я, по-вашему, зверь, что ли?
— Нет. Но помогал ты зверям, и еще каким!
— Так если бы я знал… Да я бы скорее удавился!..
Губы Трофимова задрожали от волнения.
— Теперь знаешь. И, вижу, понимаешь. Это еще важнее. А дальше пусть тебе совесть подскажет, как жить. Пусть подскажет, черт возьми!
Лобанов встал, упругим шагом стремительно прошелся из угла в угол по кабинету, заложив руки за спину, потом, успокоившись, остановился перед Трофимовым, невысокий, крепко сбитый, с широкими, покатыми, как у борца, плечами, которые не мог скрыть мешковатый пиджак. Круглое, веснушчатое лицо его было сосредоточенно, рыжеватые брови сошлись у переносицы, и только в светлых глазах все время пряталась какая-то хитринка, то злая, то добродушная, то настороженная. Сейчас она была злой.
