Николай Шпанов - Война «невидимок». Остров Туманов
— Вот и отлично, — обрадовался Найденов, — идем со мной, познакомлю тебя с такой девушкой, какой ты в жизни не видывал.
— Поздно, — возразил Житков. — Ночь на дворе.
— Пустяки! Мы так и условились — на одиннадцать. Идем, идем! — И Найденов потащил приятеля к воротам, у которых стоял дворник. Тот услужливо распахнул калитку и низко поклонился Найденову.
Найденов быстро взбежал по лестнице и нажал пуговку звонка. Дверь отворила немолодая полная женщина в платье в черно-белую клеточку, в нарядном белом фартуке с оборками.
«Ого, “барский” дом?» — неприязненно подумал Житков. И неохотно отдал женщине фуражку. При этом он заметил, что женщина нечисто говорит по-русски.
— Они что, — немцы, что ли, твои будущие родственники? — спросил он Найденова, идя за ним в гостиную.
— Немцы?.. Почему немцы? — удивился Найденов. — Ах, ты об Аделине Карловне! Она здесь экономкой лет сорок. Профессор в ней души не чает.
В комнату вошла Валя. Пришел и Бураго. Он снова был в теплой пижаме, в обрезанных валенках, с трубкой в зубах. У Житкова мелькнула мысль: его не ждали, он некстати. И он решил поскорее откланяться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело.
— Помилуйте, батенька, какие же дела по ночам? — добродушно загудел Бураго. — Да еще неотложные!.. Разве только…
— Надо отыскать тут одного ученого червя… — смутился Житков.
— Э, батенька, все черви давно заползли в свои норы. Идемте-ка лучше чай пить.
— Право же… — отнекивался Житков. — Это где-то здесь, на вашей же улице. — Он заглянул в книжечку: — Дом пять…
— Так это же в нашем доме! Может быть, я даже знаю этого вашего «червя»?.. Квартира?
— Квартира?.. Квартира… — Житков справился с записью: — Семнадцать.
— Ого! — Старик расхохотался. — Уж не ищете ли вы старого, выжившего из ума профессора Бураго?
— Совершенно верно! — обрадовался Житков. — Говорят, чудаковатый старикан. Но мне его рекомендовали, как…
— И совершенно зря рекомендовали, — решительно отрезал Бураго. — Старая перечница! Говорю вам с полной ответственностью: выжил из ума старый хрен. Окончательно выжил. Сегодня это установлено с полной точностью его собственной дочерью. Зря потеряете время у этого драбанта. Идемте, господа, чай пить. Валек, за чай, за чай!
Старик, посмеиваясь, пошел в столовую. На каждом шагу задники стоптанных валенок громко хлопали его по пяткам.
Житков растерянно посмотрел на Валю и Найденова, которые были явно смущены происшедшим недоразумением.
— Вы в самом деле ищете профессора Бураго? — спросила Валя.
— Конечно, — с легкой досадой отвечал Житков, чувствуя ужасную неловкость.
— Так ты уже нашел его! — весело сказал Найденов, стараясь разрядить обстановку.
Войдя следом за Валей и Найденовым в столовую, Житков решительно не знал, куда ему деваться от смущения.
Но старик, добродушно махнув рукой, сказал:
— Ничего, бывает! Садитесь. О делах после. Сначала чай. Это куда важнее. — И крикнул так, что зазвенели ложечки в стаканах: — Тузик! Чай на столе!
Послышался удар в дверь, и на пороге показался огромный сенбернар. Зевая, он степенно вошел в столовую, внимательно, со знанием дела обнюхал гостей, мимоходом вильнул хвостом Вале и, подойдя к Бураго, положил тяжелую голову на его колени.
Экономка в клетчатом платье принесла пыхтящий самовар. Валя принялась было хозяйничать, но Бураго хитро подмигнул ей:
— Не задать ли этим господам хорошую физическую загадку? — весело сказал он, потирая руки, и отправился в кабинет.
В ответ на удивленно-вопросительный взгляд Житкова Найденов только улыбнулся.
— Александр Иванович — великий фокусник. Держись! Если не найдешь отгадки, навсегда падешь в его глазах как физик!
— Папа — великий факир… — с важностью подтвердила и Валя.
Она не успела договорить, как из кабинета послышался громоподобный, встревоженный голос Бураго. Все вздрогнули.
— Аделина Карловна! Аделина Карловна!
Экономка в клетчатом платье стремительно шмыгнула через столовую.
— Вы были здесь? — послышался рокот могучего баса.
— Шо ви, Александр Ифаныч, зашем? — испуганно залепетала женщина.
— Вы взяли стакан?! — крикнул старик.
— Ах, стаканшик! Такой маленький стаканшик для бриться? Майн готт! Конешно, я убираль.
— Как вы смели брать то, к чему я запретил вам прикасаться?! Кто разрешил вам, милостивая государыня, трогать стакан?
— Но он был грязни, его надо шистить, — оправдывалась экономка. — А когда я сталь его шистить, увидаль, што он распаяльсь.
— Не стакан, а голова у вас распаялась, милостивая государыня! — кричал Бураго.
Экономка, пятясь, вышла из кабинета. На нее наступал, потрясая огромным кулаком, Бураго.
— Стакан?! — орал он. — Где стакан?
— Я даль его шинить Федор Васильевич…
— Сейчас же, немедленно вернуть! — выкрикнул Бураго и, задыхаясь, упал на стул. От волнения он изменился в лице. Не ускользнула от внимания Житкова и бледность Вали. Девушка поспешно выбежала вслед за экономкой из комнаты.
Старик поднялся и молча поплелся в кабинет, сопровождаемый поникшим сенбернаром.
— Ничего не понимаю, — тихо сказал Житков другу, когда они остались одни: — Столько шума из-за какого-то стакана! — Но, увидев, что общее волнение передалось и Найденову, умолк.
— Мне эта история не нравится, — задумчиво проговорил Найденов.
— Да что это за таинственный стакан? — нетерпеливо спросил Житков. — Объясни мне!
— Вообще было ошибкой приносить его домой, — продолжал Найденов.
— А кто этот Федор Васильевич, взявшийся чинить стакан?
— Федор Васильевич?.. — переспросил Найденов. — А-а-а, это здешний дворник. — И с этими словами он торопливо вышел следом за Валей.
Аделина Карловна старается не шуметь
Житкова оставили в столовой, казалось, нисколько о нем не заботясь. Бураго, шаркая валенками, несколько раз входил в комнату и сердито спрашивал:
— Еще нет? — И, не дожидаясь ответа, снова исчезал в кабинете, оставляя после себя сизое облако тяжелого махорочного дыма.
Наконец вернулись Найденов и Валя. В руке у девушки Житков увидел алюминиевый стаканчик для бритья.
— Сколько раз толковал Александру Ивановичу: ничего не выносите из лаборатории!.. — раздраженно говорил Найденов, не замечая появившегося в дверях Бураго.
Старик нетерпеливо выхватил из рук дочери стаканчик, внимательно осмотрел его, поднеся к самым глазам, и только тогда обратился к Найденову:
