Густав Эмар - Гамбусино
Погруженный в свои мысли, он не заметил прихода алькальда. Подойдя, алькальд тронул его за плечо. Индеец вздрогнул при этом неожиданном прикосновении, но, мгновенно узнав человека, стоявшего перед ним и смотревшего на него с каким-то странным выражением лица, он поднялся, радостно улыбаясь и ожидая приказаний.
— Я тебя ищу, дядя Пичо, — сказал алькальд. — Почему ты здесь, а не у себя на ранчо?
— Я на посту, сеньор, — ответил индеец. — Разве мое место не здесь?
— Да, правда. Но если бы этим разбойникам, — сказал алькальд, указывая в сторону площади, — вздумалось ограбить церковь, ты ведь не мог бы защитить ее?
— Нет. Но они переступили бы порог только через мой труп.
Эти слова, произнесенные просто и убежденно, тронули алькальда. Он обрадовался: этот человек оказался именно таким, каким он хотел его видеть, на него можно было положиться.
— Ты мне нужен, — сказал алькальд.
— Я готов. Что я должен делать? — решительно спросил индеец.
— Прежде всего выслушай меня.
— Говорите.
— Помнишь ли ты нашу первую встречу?
— Помню ли я, сеньор! — в волнении вскричал индеец. — Это было три года назад. Я возвращался из Охо-Люсеро от своего больного родственника. От усталости я еле шел, но я хотел вернуться в деревню до наступления темноты. Приблизительно в двух лье от Эль Пасо — а было уже около трех часов пополудни — послышался треск ветвей в лесной чаще, мимо которой я прошел несколько минут назад. Невольно повернув голову, я задрожал от ужаса; в десяти шагах от меня стоял ягуар; глаза его сверкали, как горящие угли. Я понял, что погиб. Я был один, без оружия. Смерть была неизбежна, и мне оставалось одно: молиться богу. Внезапно, в тот момент, когда ягуар уже приготовился к прыжку, какой-то человек бесстрашно бросился навстречу свирепому зверю, прицелился и убил его наповал выстрелом в левый глаз. Это были вы, сеньор! Вы спасли мою жизнь, рискуя своей. Я бросился к вашим ногам и сказал: «Сеньор, вы спасли бедного индейца, у которого есть только жизнь! Она принадлежит вам! В какой бы день, в какой бы час вы у меня ее ни потребовали, я отдам ее вам без колебаний, без сожалений, потому что этой жизнью я обязан вам!»
— У тебя хорошая память, дядя Пичо. Прекрасно! Я думал, что ты уже забыл эту встречу. Это было так давно!
— Это память моего сердца, сеньор. Разве не вам я обязан всем? Мало того, что вы меня спасли от ягуара, вы спасли меня и от нищеты. Ведь только благодаря вам я получил службу пономаря!
— Так вот, дядя Пичо, настал момент, когда ты можешь не только расквитаться со мной, но и сделать меня твоим должником.
— Приказывайте, сеньор!
— Предупреждаю тебя: выполняя мои приказания, ты рискуешь быть убитым.
— Я повторяю: моя жизнь принадлежит вам. Располагайте ею, как вам угодно, сеньор.
— Через несколько минут я пришлю двух верных людей. Они помогут поднять из подземелья оружие, которое я тебе доверил.
— Значит, мы его скоро пустим в ход? — радостно потирая руки, сказал индеец. — Тем лучше, сеньор!
— Надеюсь, это случится сегодня ночью, дядя Пичо! Как только вы его достанете, спрячь все в исповедальне или где захочешь. По моему приказу ты будешь раздавать оружие, порох и пули. Ты меня понял?
— В точности, сеньор. Это все?
— Нет.
— Я так и думал. Но мне пока непонятно, какой же опасности подвергаюсь я?
— Погоди… В котором часу обычно звонят к вечерней службе?
— Первый удар колокола — в семь часов. Последний — в половине девятого.
— Очень хорошо.
— Простите, сеньор, но вы, по-видимому, не заметили, что вот уже три дня церковь стоит закрытой и колокол не звонит ни днем, ни вечером. Это началось с того дня, как проклятые гачупины завладели городом.
— Я в самом деле не заметил этого. А почему прекратили богослужение?
— Я получил приказ.
— Не от испанцев ли?
— Не от испанцев, сеньор.
— От кого же?
— От сеньора священника.
— От падре Линареса? — удивленно вскричал алькальд.
— Именно от него.
— Странно!..
— Он мне сказал, что лучше совсем не молиться богу, чем молиться за врагов народа.
— Я не ждал этого от него! — задумчиво сказал алькальд. — Послушай, — продолжал он после паузы, — сегодня в обычный час ты начнешь звонить к вечерне, как будто ничего не произошло.
— Несмотря на приказ, который я получил?
— Да. Я сговорюсь по этому поводу с падре Линаресом.
— О, это мне безразлично, сеньор! Раз вы мне приказываете, мне не нужно ничего больше, я исполню ваш приказ.
— Отлично. Только помни: что бы ни случилось, кто бы ни останавливал тебя, — колокол должен звонить!
— Он будет звонить, сеньор, я вам клянусь моим вечным спасением! Если даже испанцы будут грозить мне смертью, я знаю, как держать их на расстоянии.
— А может быть, они и не придут в церковь. Во всяком случае, я полагаюсь на тебя.
— Будьте спокойны, сеньор, — я обещал — я исполню.
— Итак, желаю успеха, дядя Пичо. До свиданья!
— Ступайте с богом, ваша милость!
По дороге из церкви алькальд останавливался и, тихо переговариваясь с поджидавшими его людьми, направлял их к Главной площади.
Как опытный заговорщик, дон Рамон предвидел все: так, он поймал одну из своих лошадей, оседлал ее и привязал во дворе, поблизости от рва; охрану рва алькальд поручил двум верным людям. Потом он обошел всю деревню, стуча во все двери, шепча на ухо несколько слов выходившим на его зов индейцам. Все это он проделал так быстро, что примерно через час больше четырехсот человек были готовы следовать за ним и ждали только сигнала, чтобы действовать.
После всего этого он направился в условленное место — это был ров — и стал ожидать возвращения Энкарнасиона Ортиса, настороженно следя, чтобы какое-нибудь непредвиденное предательство не сорвало план, так хорошо задуманный и так тщательно разработанный.
Лицо алькальда было бесстрастно и холодно, как будто не произошло ничего особенного; даже его испытанные друзья и те поверили этому спокойствию.
А между тем буря бушевала в сердце смелого заговорщика. В висках у него стучало, его нервы напрягались при малейшем подозрительном шуме. Ведь на этот раз он сжег корабли и рисковал головой!
Когда Энкарнасион Ортис во главе своей квадрильи прибыл в деревню, дон Рамон, собрав друзей, велел им следовать за собой на расстоянии, чтобы не привлекать внимания.
— Друзья, — сказал он глубоким голосом, — мина заряжена, патрон вложен, осталось только поднести огонь! В случае поражения, мы, по крайней мере, устроим себе пышные похороны!.. Вперед! За родину!
— За родину! — тихо повторили заговорщики и цепочкой двинулись за доном Рамоном в церковь.
