Марко Марчевский - Остров Тамбукту
— Беги! — повторил я. — Беги, пока не утихла буря!
— О, Андо! — снова простонал Габон. — Идем со мной, Андо! Идем в наше племя, Андо! Идем!..
Он пополз к берегу океана, таща меня за руку и повторяя:
— Идем со мной, Андо! Идем!..
— Я приду, Габон, позже приду. А ты беги, спасайся!..
Мы пожали друг другу руки, и Габон исчез в темноте. Буря завывала с ужасающей силой, дождь лил как из ведра и шумел, как водопад, деревья вокруг гудели и стонали... Я дополз до леса, прислонился к толстому дереву и ждал, пока пройдет буря.
Она прошла так же внезапно, как разразилась. Ветер разогнал тучи, небо очистилось, и ярко и холодно засверкали звезды. Из-за деревьев показалась луна и залила все вокруг мягким серебристым светом. Из леса, один за другим, стали выходить туземцы и собираться на поляне. Столб, к которому был привязан Габон, все так же зловеще торчал у угасшего костра, но самого Габона не было. Ветер опрокинул идола, и он лежал ничком. В первый момент все стояли в недоумении, смотрели на голый столб и опрокинутого идола, но потом постепенно пришли в себя и загалдели:
— Пленник сбежал!
— Жертва исчезла!
— Тана Боамбо! Иди посмотри, что случилось!
Туземцы столпились около столба. Пришли Арики и Боамбо. Главный жрец велел отнести идола в хижину вечного огня. Толпа притихла. Все ждали, что скажут вождь и главный жрец. Я скрылся за толстым деревом, на опушке леса, и наблюдал. До меня долетало каждое слово, я видел каждый жест людей, но меня никто не мог видеть. Капитан и плантатор также вышли из лесу и присоединились к толпе. Сообразив, что произошло, и видя голый столб, Смит сказал капитану:
— Это его работа!
— Молчите! — Капитан строго посмотрел на плантатора.
— Это он! — упорствовал Смит. — Клянусь всеми святыми, что только он способен на такое преступление.
— Это не преступление, а гуманное дело, которым я восхищаюсь, — возразил капитан.
— Вы восхищаетесь, Стерн?
— Да, восхищаюсь этим молодым человеком. Если все болгары такие, как он — честь и хвала! Он сделал то, что и я бы сделал, если бы имел его мужество.
Капитан повернулся спиной к плантатору и смешался с толпой. В этот момент я еще больше его полюбил.
Боамбо молча стоял у столба. К нему подошел Арики и сказал:
— Кто-то разрезал веревку. Посмотри! — и он показал ему куски разрезанной веревки. — Кто это сделал?
— Не знаю, — тихо ответил Боамбо.
— Андо, пакеги гена! Он разрезал веревку!
— Не знаю, — повторил Боамбо.
— Он, он! — громко закричал Арики. — Где он? Где Андо, пакеги гена? Пусть придет сюда! Немедленно! Найдите и приведите его сюда!
Скрытый за деревом, я думал о том, что мне делать. Бежать было и поздно, и немыслимо. Густой лес был непроходим. Я сделал ошибку, оставшись здесь. Надо было бежать вместе с Габоном. После того, как я его спас от смерти, его племя снова приняло бы меня как друга и желанного гостя. Но любопытство толкнуло меня на этот необдуманный поступок — спрятаться в лесу, чтобы узнать удастся ли туземцам открыть виновника, а затем удалиться, если увижу, что мне грозит опасность... Но вот теперь я стоял у дерева и мне было некуда деться...
Туземцы отправились на поиски, а двое из них направились прямо к тому месту, где а стоял, и конечно обнаружили бы меня. Что делать? Оставалось одно: самому выйти на поляну и встретить беду лицом к лицу.
Так я и сделал. Я снял с пояса нож, забросил его в чащу и вышел из лесу.
— Вот он! Вот он! — раздалось несколько голосов.
Все обернулись ко мне. Наступила тишина, среди которой я слышал только, как стучало мое сердце.
Я вышел на середину поляны к угасшему костру и стал против Арики. Он как будто только этого и ждал — опустил свою высохшую костлявую руку на мое плечо и громко крикнул:
— Вот он, преступник! Он разрезал веревку и освободил нашего врага! Заприте его в хижине! Теперь-то он не спасется, как тогда, когда впервые появился на нашем острове. Я лично привяжу к его ногам тяжелый камень и пошлю к акулам.
Двое туземцев двинулись ко мне, но Боамбо их остановил:
— Постойте! — крикнул он, и его голос прозвучал как приказ. Потом он повернулся ко мне и спросил, я ли освободил «врага».
И в голосе, и во взгляде его я уловил сочувствие и тревогу за мою судьбу. Боамбо словно хотел мне сказать: «Соври этому проклятому старику, чтобы спастись. Скажи, что это не ты».
— О какой веревке идет речь? — спросил я, делая вид, что ничего не понимаю.
— О веревке, которой был связан наш враг, — злобно сказал Арики. — Ты ее разрезал и освободил жертву.
— Это неправда! — возразил я. — Чем я мог ее разрезать? У меня нет ножа.
— А кто ее разрезал? — спросил Арики, бросив на меня пронизывающий взгляд.
Вдруг в голову мне пришла спасительная мысль и, пока я ее обдумывал, Арики все повторял свои проклятые вопросы:
— Кто это сделал? Может быть, я? Или тана Боамбо? Скажи!
— Дао! — отрезал я.
— Дао? — посмотрел на меня Арики и замер с открытым ртом. — Хорошо ли я слышал?
— Да, только Дао и никто другой.
— Не может быть! Ты лжешь! Дао не мог разрезать веревку! У Дао нет ножа, а руки у него из дерева!
— Что от того, что из дерева? — не сдавался я. — Ты много раз говорил, что Дао все может. Помнишь? Может он прогнать рыбу из большой воды? Может?
— Может! — скрепя сердце согласился Арики.
— А может иссушить деревья и заставить землю не приносить плодов?
— Может!
— Может наслать арамру?
— Может! — помрачнел Арики.
— Так почему бы ему не разрезать веревки? Это гораздо легче, чем наслать арамру и растрясти всю землю. Не так ли?
— А зачем он будет разрезать веревку? — спросил Арики. — Зачем ему освобождать жертву? Она была ему обещана.
— Именно потому, что она была обещана ему. Дао не желает жертв и поэтому и освободил ее. Анге бу!
Арики растерялся и не знал, что возразить. Он не верил моей выдумке, но ничего не мог против нее возразить. Да ведь он сам столько раз внушал туземцам, что Дао всесилен и все может. Отрицать это значило себя же разоблачить и скомпрометировать перед этими людьми, столпившимися теперь возле нас и напряженно слушавшими наш спор. Нет, главный жрец никогда этого не сделает. Видя, как он кипит от злобы и бессилия, я подумал: «Так ему и надо! Не рой другому ямы...»
— Андо прав, — вмешался Боамбо. — Дао не пожелал принять нашу жертву. Мы нашли его упавшим лицом к земле и спиной к жертвенному столбу. Он разрезал веревку, а потом отвернулся от жертвы. Анге бу!
Туземцы молча ждали развязки. Все глаза были устремлены на главного жреца, но он молчал. О чем он думал в эту напряженную минуту? Какие кроил планы? Велит ли он все же запереть меня в хижине? Чувствовалась общая растерянность, которой Боамбо поспешил положить конец. Он крикнул:
