Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
— Эта мина огромной взрывной силы. Я бы сказал — огромнейшей. То, что у нас было раньше, не идет ни в какое сравнение.
Ипполитов понял его и благодарно склонил голову. Да, рейх ничего не жалеет для его миссии, и она должна удаться. Естественно, он же баловень судьбы, все в его жизни осуществлялось. Украл деньги — скрылся. Захотел устроиться на хорошую работу — нашел доверчивого начальника. Надумал перейти линию фронта — пожалуйста, немцы признали его и доверяют, даже уважают. Это же надо, сам Скорцени…
Ипполитов сунул руку в карман, нащупал бронзовый брелок, подаренный во Фридентале.
Его талисман, его счастье…
15
Рваные и злые тучи мчались навстречу машине низко над лесом, будто хотели зацепиться за вершины сосен, но обходили их и неслись дальше, не в силах пролиться дождем. Погода портилась, а розыскникам это было ни к чему, особенно сейчас, когда «виллис» прыгал на ухабах дороги между Дидыловом и Квасовом. Именно прыгал, ибо Виктор выжимал из машины все, что мог, и они крепко держались, чтобы не вылететь из автомобиля на крутом повороте.
Около полуночи, когда розыскники еще сидели в Дидыловском сельсовете и разговаривали с председателем, раздался звонок из районного отдела госбезопасности. Дежурный сообщил: только что звонила какая–то девушка из Квасовского сельсовета, там объявился немецкий диверсант, и председатель с «ястребками» пошли брать его. Оперативная группа выезжает в Квасово, но от райцентра до села сорок километров, а от Дидылова — десять. Начальник райотдела распорядился дозвониться и сообщить…
Бобренок, не дослушав, бросил трубку: каждая секунда дорога, неужели не понимает этого болтливый дежурный? Толкунов, увидев выражение лица майора, уже вставал, председатель что–то сказал, но не было времени ни на объяснения, ни на извинения — хорошо, что Виктор дремал здесь же, на скамейке в коридоре, а ему ничего не нужно было объяснять, он стряхнул с себя сон за секунду, и «виллис» рванул как шальной, разметая колесами вязкий песок сельской улицы.
Только после этого Бобренок рассказал, что случилось.
Толкунов покашлял в кулак и пробурчал недовольно:
— Говоришь, председатель с «ястребками» пошли брать?..
— Думаешь, мне это нравится? Черт их дернул, неужели не возьмут?
— Все может произойти… — как–то флегматично ответил капитан, но вдруг разразился: — Тоже мне, художественная самодеятельность! Пошли диверсанта брать, нам бы его дай бог взять, а то «ястребки»! И почему люди лезут не в свои, дела?
В глубине души Бобренок разделял чувства капитана, но целиком согласиться с ним не мог.
— Люди жизнью рискуют, а ты… — сказал не то чтобы с укором, но и не одобряя.
— А кто их просит рисковать? — проворчал Толкунов под нос, но не так запальчиво.
— Совесть.
— А если упустят?
— Плохо.
— Не то слово. Они в такое подполье уйдут, что попробуй их найти. Или вообще передислоцируются.
— Возможно, — согласился Бобренок. — Если диверсанты в Квасове или возле него, мы бы завтра их обнаружили. Давай, Витя…
Но Виктор и так выжимал все, что мог, и «виллис», перескакивая с одной выбоины на другую, мчался навстречу сердитым тучам…
Десять километров до Квасова преодолели за считанные минуты, еще минуты три или четыре искали сельсовет, наконец увидели освещенное окно, единственное в селе, и подъехали прямо к крыльцу. Председатель услыхал шум мотора и вышел навстречу. Стоял на ступеньках и смотрел, как выпрыгивают из открытой машины два офицера.
— Что? — с нетерпением воскликнул Бобренок. — Что с диверсантом?
— Убит.
— Эх!.. — с упреком выдохнул Толкунов. — Что вы наделали?
— Убили диверсанта! Разве неправильно?
Бобренок успокоился: диверсанта не выпустили, это уже хорошо, лучше, конечно, было бы взять живым, но что ж… Сдвинул фуражку на затылок, приказал:
— Расскажите, как все было.
Председатель коротко рассказал о случившемся.
— Где тот бандера? — быстро спросил Бобренок: решил, что от сведений человека, который был связан с диверсантом, зависит очень много.
— А тут… — председатель отступил, освобождая проход. — Кстати, он из автомата и положил того диверсанта.
В комнате тускло светила закопченная керосиновая лампа, на лавке сидели два парня — белобрысый с вихром, совсем еще мальчишка, и шатен с длинными волосами и большими живыми глазами — он уставился на офицеров не то чтобы испуганно, но с тревогой. И Бобренок понял, что это и есть тот парень, который пришел в село с диверсантом. Подошел к нему и спросил:
— Ты привел диверсанта в село?
Парень побледнел и встал.
— Да, мы пришли вместе.
— И дальше что?
— Он остался у Семенюков, а я побежал в сельсовет.
— Испугался? — спросил Толкунов.
Юрко ответил твердо:
— Нет. Чего мне было бояться? Кто знал, что мы в селе?
— Тогда почему же?
— Так он же немецкий диверсант!
— А ты кто?
Юрко сник.
— Но ведь не гитлеровец, — ответил тихо.
— Бандеровец?
— Да.
— Откуда?
— Из куреня Сороки.
— И что ты делал с диверсантом?
— Получили задание прийти в Квасово и оказать помощь каким–то людям. Но я не знал, что немецким диверсантам.
— Сейчас ты скажешь, что бандеровцы воюют с немцами…
— Нет, — уверенно прервал его Юрко, — сейчас не скажу.
Бобренок заметил, что допрос идет немного не так, как надо, и решил вмешаться.
— Ты пришел в село с одним диверсантом, а где же второй? — спросил он.
— В схроне.
— В каком схроне?
— Километрах в десяти.
— Кто там?
— Немецкий радист и сотник Муха.
— Что вы делали?
— Искали поляну. Думаю, для посадки самолета.
— Знаешь, где схрон?
— Знаю.
— И найти можешь?
— Конечно.
— Хочешь помочь нам?
— Почему ж нет? — махнул рукой Юрко. — Я уже решил: обратного пути нет. И делайте со мной, что хотите…
Председатель подал майору шмайсер.
— Вот оружие, — объяснил он. — Добровольно передал нам, а потом из этого же автомата положил диверсанта.
— Дострелялись, — посетовал Толкунов.
Председатель обозлился:
— Кто знал, что вы приедете? А он поразвлекался бы с мельничихой — и в лес…
Что ж, председатель был прав, и Бобренок сказал:
— У нас к вам нет никаких претензий, простите, как ваша фамилия?
— Василь Стефурак.
— А отчество?
— Лукьянович.
— Жаль только, Василий Лукьянович, что парень ваш погиб.
