Станислав Жейнов - Другой
— Слышал, — говорю. Улыбнулся, — но, узнал, что женюсь, уже после того, как одел — это правда.
— Так это, многое объясняет. Давай ее сюда. — Потянулся за бейсболкой. Я наклонил голову, помог ему снять:
— Аккуратней, аккуратней, — вот так.
— Зачем бубон на голове? — спросил он.
— Шел в комплекте. — Я посмотрелся в зеркало, аккуратно отлепил комок ваты от волос, тронул рану, вроде сухая, палец нащупал подозрительное углубление, и мгновенно от головы до пяток пронесся электрический разряд, от резкой боли щелкнули челюсти, всего передернуло.
— Эй-эй… Ты чего? — испугался Игорь. — А ну покажи. — Включил в салоне свет, посмотрел.
— Ну что там Игорь? Дыра есть?..
— Дыра-то есть… А — это ухо… Нет, все-таки есть… Ого!.. Даже желудок видно. А где мозг?
— Очень смешно, — говорю. — Зашивать надо?
— Ох блин!..
— Что там?..
— Череп.
— Да ну?
— Целый.
— Хоть так.
Игорь с трудом натянул себе на голову бейсболку:
— Есть!
— Что есть?
— Лида! Хочу жениться на Лиде… — сказал Игорь возбужденно, сложил на голове руки домиком, и уже спокойней: — Можешь, задавать вопросы, между нами есть астральная связь.
— Нормально?! — возмутился я. — У него, уже связь с моей будущей женой.
— Спрашивай, пока она здесь… Ну…
— Что спрашивать-то?
Игорь недовольно скривился, пожал плечами.
— Хорошо, — говорю. — Спроси, кто стрелял в Кеннеди?
— Итак все знают — Освальд, — недовольно пробурчал. — Спрашивай что-нибудь нужное… полезное, что-нибудь спроси…
— Ты погоди, — говорю. — Про Освальда она сказала, или ты? Ну — она.
— Вот, ты и попался. Она бы сначала спросила, кто такой Кеннеди.
Белорус опустил руки, цыкнул: — Мда… Но бейсболку тебе, все равно не отдам…
Потом, не с того не с сего рассмеялся, посмотрел на меня:
— Женя… Ефимов, ну ты помнишь, — гитарист…
— Ну?
— Знаешь же, — весь такой флегматичный, "улитизированный" — такой типчик… Подходит к Сереге за дружеским советом. Я, говорит: "женится надумал… хотя не знаю, может?.." Здоровый спрашивает: "На ком?" Тот ему: "Да на Светке, ну… ты знаешь ее" — говорит. Серый, так обрадовался, трясет его за плечи: "Здорово! — кричит, — Молодец! Женись конечно — натрахаемся!.."
Посмеялись.
Я убавил тепло, поставил вентилятор на минимум:
— Может, совсем выключить, — спрашиваю.
— Пусть работает. Она на холостых палит, не больше двух литров в час.
— Да?
— Не знал? А на легковых вообще до литра.
— Не знал, — говорю. — Так что, может, тогда поспим? Раз, такая жара пошла…
— Я не засну, — сказал Игорь. — А ты давай. — Потом приподнялся, включил магнитолу. Зашумело, он, сразу убавил звук, наткнулся на шансон, стал искать дальше; я услышал голос Шевчука.
— Плохая песня, — сказал он, опять нажал поиск.
— У Шевчука нет плохих песен, — возразил я.
— У всех есть плохие песни… Но если хочешь, я к ней вернусь.
— Да ладно…
А потом, нам пела Агузарова, песню "Старый отель". Игорь сделал чуть громче, откинулся в кресле, выключил свет, как и прежде, заложил руки за голову.
Телефон опять завибрировал, вынул из кармана, посмотрел на номер, положил в бардачок, с силой хлопнул крышкой. И где он надыбал этот рингтон? Эта песня и раньше не нравилась, а теперь… Да заткнись уже! "Знаю, скоро тебя потеряю…" Антон — смени пластинку, — когда это было? Он давно уже все потерял! — а теперь, и я…
После первого звонка, Игорь ничего не спросил, после третьего не выдержал:
— Кто это, такой настырный?
— Руссо, — говорю.
— Он же умер?
— Дождешься от него.
Мобилка не унималась; я открыл бардачок, достал ее, положил на ногу.
— Это Маша, — говорю. — Помнишь Машу? Там… в ресторане…
— Помню конечно… Почему бы мне, не помнить, Машу? — сказал Игорь. — Поговори с ней…
— Я женюсь на ее сестре.
— А ты хочешь?
— Нет.
— А эту Машу, ты?..
— Да, — говорю. — Да. Я даже, сам не знал, насколько — да.
— В таком случае, хочешь совет? — Игорь засмеялся. Я тоже.
— Кажется, знаю, что ты посоветуешь, — говорю. — Если б все было так просто… У них есть брат, — старший. Он мой босс… И он давно видит меня мужем младшей сестры, и она… как оказалось… в общем-то…
Белорус бросил ироничный взгляд: — Хочешь совет?
— Понимаю, конечно… можно, и работу поменять, если припечет, но… Я обещал ему… Я его должник…
— Нет, я все таки вижу, тебе нужен мой совет… — сказал Игорь, все так же иронично улыбаясь.
— Да, даже не в моей честности и принципиальности дело, — говорю ему. — Тут другое…
Игорь посерьезнел, рассматривая меня, задумался. И я изменился в лице, будто опомнился. А ведь, наверное, это не так уж и смешно…
— Если откажусь, он меня убьет, — говорю. — Найдут меня в ванной, забитого до смерти, и поставят диагноз: "переехан трамваем".
— Советую тебе… — сказал он, нарочно затягивая с окончанием.
— А вот это уже интересно, — говорю. — Что ж ты посоветуешь?
— Женись… на Лиде. Потому что, если слово дал, да еще и движение трамваев плохо регулируется… Хоть кто-то, должен быть честным… за нас, за всех. Как сейчас помню: "Давши слово держись, а не давши — крепись!" — догоняя меня кричали они, и бросали в спину камни.
Игорь приподнялся, опять побежал по радиостанциям, динамики зашипели.
Попросил его:
— Оставь эту. — Подпел: "…отпрыск Россия, на мать не похожий: бледный, седой, евроглазый прохожий…"
— Да он, просто, оккупировал эфир, — возмутился Игорь.
— Нормально… Не понимаю людей, которые, переключают Высоцкого или Шевчука… — И опять. — "Мюсье — Ленинград, я влюбился без памяти, в ваши стальные глаза…"
— А, если хочешь серьезно? — Игорь вдруг и сам, даже не посерьезнел — помрачнел, так изменился — встретил бы — не узнал. Глаза почернели. Лицо стало серым. Губы побледнели, ужесточились. — Прав Сергей. Бери, и прямо сейчас езжай к ней! И на все плюнь. Слышишь? Езжай.
— Плевать… Раньше, оно конечно, и плюнуть можно было… А теперь, глотать придется, — говорю. — Сколько б не плевал, рано или поздно начнешь сглатывать.
— Блин, Глеб! — Игорь разозлился. — Откуда, ты такой нумняченный? Какие-то сопли глотать собрался. Ты что, и с собой такой неискренний? Не говори путано, — это плохая привычка. Излагай мысли проще, и проблемы станут простыми, и решатся легко. Ты знаешь — чего хочешь. И у тебя есть выбор. А теперь наложи одно на другое. Как бы там ни было, все чепуха, — пока вы живы… и пока нужны друг-другу. И что бы там кому, не обещал, поверь: твой случай, не тот, когда уже нельзя переиграть.
