Голос бездны - Ветер Андрей

– Мой театр! Прекрасный театр, замечательный театр… Там все наряжаются в портки и сарафаны. Я люблю экзотику…

– Ваш театр? В котором все наряжаются в сарафаны? – Рита проговорила это сильным и скорым шёпотом, выпучив глаза.

Она боялась пришедших людей. Она боялась их холодных глаз, сжатых губ. Она боялась сильных пальцев этого обезумевшего мужчины, который выдавал себя за сослуживца покойного мужа… Он не мог быть сослуживцем Володи, не мог! Или мог?.. Странно всё, непонятно… Теперь ещё театр в Полущёково.

Рита молитвенно сложила руки на груди:

– Объясните мне…

– Да, театр… Но как же могло случиться, что я не видел там никогда Ларису?.. Значит, она уехала в Полущёково…

– Пожалуйста, объясните мне толком… Я ничего не понимаю… Какие-то сначала документы, теперь Лариса… Как это всё… Зачем вы пришли в мой дом? Что за документы вы искали?

– К чертям собачьим документы! Они пропали! Я погиб! Но я спасусь через другое… Лариса, моя божественная… Как долго я мечтал о ней и не верил, что это возможно… Нам надо срочно ехать…

– Что вы хотите сделать с ними? – бросилась к нему Рита и вцепилась в его руку. Её губы и подбородок запрыгали.

– С кем? – обернулся к ней Кривошеин.

– С моим сыном и Ларисой…

– Мне дела нет до вашего сына. Мне нужна эта женщина… Лариса нужна… Какое чудное имя! Надо срочно ехать. Я не могу потерять её…

Театр разнузданности

Весь день Денис не знал, чем исправить мрачное настроение Ларисы. Она сидела в кресле-качалке, укутавшись в плед, и молчала.

– Чаю хочешь? – то и дело предлагал племянник.

– Отстань, я уже сто раз пила твой чай, – огрызалась женщина, и лицо её делалось грубым.

Ближе к обеденному часу Денис услышал на противоположном конце дачного посёлка громкие песни. Он сразу вспомнил о том, что где-то там располагался какой-то модный, как говорил ему отец, театр русского фольклора.

– Лара, может быть, пройдёмся туда? – мотнул он головой.

– Зачем? – мрачно отозвалась она из-под пледа.

– Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Там весело, шумно. Праздник какой-то.

Она хотела отказаться, но вдруг поняла, что мальчик был прав. Ей необходимо развеяться, ей необходимо выйти за пределы дома, который она уже начала воспринимать как тюрьму.

Она лениво поплелась за Денисом.

Дом, представший её взору, был огромен. Внутри располагалась просторная прихожая, а за ней – громадная горница. За столом сидел живописный мужичок с окладистой бородой и латал красную рубаху.

Мальчик вошёл в комнату первым. Бородач указал на стул возле себя:

– Присаживайся, молодняк.

Денис сел.

– У вас тут что, театр?

– В некотором роде театр. К празднику мы готовимся.

– Что же сейчас за праздник? – Денис мысленно пробежался по календарю. – Середина декабря. Никаких вроде праздников нет.

– У нас есть. У нас каждую неделю праздник, – серьёзно ответил мужик.

– Как же так? Просто воскресенье отмечаете?

– Не «воскресенье», а «неделю». Раньше на Руси именно так говорили. Неделя – это ведь день, когда не делают ничего. Понимаешь, молодняк? День неделания. В этот день отдыхали от работы, то есть вели себя праздно. Потому и говорят «праздник».

– Как же вы тут праздновать собираетесь?

– Как в старину. Ряженые всякие, пляски, хулиганства разные. Приходи, посмотришь. Ты здешний?

– Я с того конца улицы.

В двери появилась Лариса.

– Что тут у вас?

– Это моя тётя, – поторопился сказать Денис. – Мы приехали на несколько дней.

– Что тут у вас? – повторила свой вопрос Лариса.

– Коляду сегодня гулять будем, – весело сообщил мужик, улыбаясь сквозь лохматую бороду.

– Коляду?

– Ну да! – Мужик тряхнул бородой. – Как вас звать-то, гости?

– Лариса и Денис. У вас тут театр, что ли? – Лариса осмотрелась. – Костюмов полно.

– Навроде театра. Один добрый человек деньгами нам помогает. Он тутошний, Кривошеин Виктор Степанович, может, слыхали?

– Нет. И что ж у вас за театр такой?

– Праздники людям показываем и заставляем их участвовать. Просто так никому глазеть не позволяем. Наши праздники имеют особую цель. Мы стараемся растормошить людей. Но мало кто понимает, чем мы здесь занимаемся.

– И кто-то, вы говорите, даже поддерживает вас деньгами?

– Да, Кривошеин. Он любит иногда приезжать сюда с друзьями и просит нас позабавить их. Барин такой сегодняшний. Нам не жалко, мы всегда готовы. Мы просто развлекаем его, потому что он так хочет и платит за это. Он содержит весь этот театр, но появляется редко. У нас есть реальная возможность проводить здесь настоящие круговерти, как, например, сегодня.

– У вас есть зрители?

– Любители русской экзотики. На нас многие приезжают поглазеть, но веселимся мы всё же для себя. Зрителей, конечно, хватает, но мы их всех предупреждаем, что просто пялиться никому не позволим. Хотите с нами гулять, так будьте добры по полной программе, как мы. А мы колядуем на всю катушку, спуску не даём.

– То есть? – Лариса понемногу успокоилась, разговаривая с бородачом. Нервозность её, беспокойные воспоминания о недавних событиях отступили.

А мужичок с удовольствием рассказывал о своём театре:

– У нас придверные стоят, как в старину, чтобы не выпускать никого, пока не завершатся игрища. Другие выволакивают зрителей к месту действия. Так что увильнуть не получится.

– А чего увиливать-то? – не поняла Лариса. – Разве вы работать тут заставляете?

– Нет. Но кнутом по спине пройтись можем.

– Зачем? Мазохисты, что ли?

– Отнюдь нет.

– Тогда я не понимаю, – сказала Лариса, рассматривая висящие на стенах наряды.

Мужик оперся локтями о стол, чмокнул губами и стал неторопливо объяснять:

– Такие вот гулянья, игрища, так сказать, предназначаются для того, чтобы вызвать определённые эмоциональные переживания и физические ощущения. Так уж повелось издревле. Это же не просто веселье, тут много ритуального. Мы же не для денег устраиваем гулянья, мы по-настоящему. Те, которые приходят просто попялиться на нас, обязательно будут мешать, поэтому я заранее предупреждаю, что каждый может попасть в круг, каждого могут вытащить за руки, каждого могут отлупасить полотенцами за отказ принять участие в игре. Так что… Смысл коляд всегда заключался в том, чтобы заставить участников испытать неподдельный страх, стыд и даже физическую боль. Конечно, мы никому кровь не пускаем, никого не насилуем, мы же просто ряженые. Но в том-то и смысл – рядиться для того, чтобы создать атмосферу раскрепощённости, возбуждения, веселья.

– Вы, если я правильно поняла, сектанты, – сделала вывод Лариса.

– Никак нет, голубушка, – мужичок отрицательно покачал головой.

– Тогда зачем вам это?

– А зачем вам это? – мужичок дотронулся пальцем до золотой серьги в ухе Ларисы.

– В каком смысле «зачем»?

– Ну вы же не просто так нацепили эту безделушку.

– Во-первых, это не безделушка, а очень дорогая вещь, – Лариса сверкнула глазами.

– Дорогая? Чем же?

– Я заплатила за неё большие деньги.

– И всё? В этом вся её ценность? Тогда выбросьте её.

– Вы сошли с ума.

– Ничуть. Вы же можете потерять её? Ну, скажем, чисто теоретически?

– Допустим.

– Вот вы потеряли ваши серьги. Раз – и нет их, испарились, своровали их. Изменится ли ваша жизнь? Станете ли вы смотреть на мир иными глазами? Не думаю. Стало быть, ничегошеньки ваша побрякушка не содержит в себе. С вас могли содрать вдвое меньше или вдвое больше денег за неё, но ценность её от этого не уменьшилась бы и не увеличилась бы. Нужности нет в этой безделушке. А всякая ценность определяется нужностью.

– Пусть так, но при чём тут ваши коляды? – раздражённо спросила Лариса.

– Вы знаете, что такое инициация, что такое посвящение?

– Допустим.

– Коляда и есть инициация, только проходит она в форме неназойливой, не устрашающей, а забавной. Это очень важно.