Луи Буссенар - Под Южным крестом
То же самое бывает, когда у матери умирает ребенок. Бедная женщина долго не решается расстаться со своим птенцом и носит его с собою, пока тело окончательно не сгниет. Тогда она высушивает кости, заворачивает их и кладет на ночь под голову, чтобы иметь около себя останки ребенка и почаще вспоминать его во сне.
Печальная церемония закончилась. Несчастные, истерзанные дикари запели хором веселую песню и устроили вокруг Фрикэ фантастическую пляску.
Парижанин не знал, что и думать об этом неожиданном взрыве веселости, но Жан скоро разъяснил ему это недоразумение на своем странном языке.
У австралийцев существует поверье, что все их мертвецы оживают под видом белых людей. Присутствие Фрикэ, по их мнению, предвещало благополучие.
Они предполагали, что скоро явятся белые, много белых, и первым из них будет сам недавний покойник, принявший черты лучшего друга Фрикэ.
— Спасибо вам, друзья, за такое милое предсказание, от души спасибо. То, что вы проповедуете, очень смешно, но я готов разделить вашу веру. Если ваше пророчество сбудется, то мне больше и желать нечего.
Как ни удивительно такое поверье, но оно, в сущности, очень естественно. Каждый представляет себе рай сообразно со своим умом и воображением. Живя в страшной бедности, в лишениях, на самой низшей ступени человеческого развития, негрит Австралии видит, что белый человек живет в изобилии. Счастливый конец своей жизни он видит в том, чтобы начать ее вновь в условиях, о которых он в теперешнем своем положении может только мечтать; этими желательными условиями являются обильная еда, обильное питье и обильный сон.
Происхождение этого поверья объясняют по-разному. Наиболее правдоподобным кажется нам объяснение, относящееся ко времени возникновения колонии.
Каторжники, привезенные капитаном Филиппом, едва успев высадиться, принялись за свои прежние дела. Воровство и убийство стали у них средством к существованию, и против этого зла не помогала даже железная дисциплина, обычная в английских исправительных колониях.
Случаи бегства с поселения были так часты, что бандитов стало весьма много, и, не довольствуясь разбоем на суше, они принялись разбойничать и на море, достав себе несколько палубных лодок. Вскоре их набеги навели ужас на все соседние берега и сильно подорвали развитие колонии. Поэтому английское правительство беспощадно преследовало бандитов. Меньше чем в год десятки их были расстреляны, перевешаны и утоплены, а остальные загнаны в бесконечные леса центральных земель.
Оставшиеся в живых не хотели признать себя побежденными. Чтобы удобнее было грабить население, они догадались выкрасить себе кожу, татуироваться, одеться в шкуры опоссумов и выдать себя за туземцев. Многие из них окружили себя туземными женщинами, которых стали называть унини (супругами), и которые очень привязались к своим мужьям.
В эту неприятную для беглых каторжников годину гонимые и теснимые со всех сторон бандиты, чтобы заключить мир с туземцами, решили выдать себя за их предков, которые возвратились на землю под видом белых людей, подобно тому, как из гадкой гусеницы выходит прелестная бабочка.
Обман удался как нельзя лучше. Бледный цвет их кожи, говорили легковерные туземцы, получается оттого, что загробная жизнь смыла черную краску с «чернокожих длинноволосых людей, сотворенных великим Му-То-Они» (гением добра).
Их страшный язык, изобилующий гласными звуками, есть ничто иное, как последние стоны агонии, которые Баланга (смерть) вложила в грудь белым привидениям.
Их блестящие ножи и железные трубы, извергающие молнию — оружие новых племен, а забвение австралийских обычаев навеяно на белых коварным и шаловливым духом Вуа-Вуа, который стер их память.
Благодаря такой изысканной мистификации, беглым каторжникам было среди туземцев настоящее раздолье. В качестве предков они получали лучшее место за столом и у очага и вообще заручились прочной привязанностью со стороны дикарей. Они выбирали себе молоденьких девушек, становились супругами и повелителями, и никто не думал возмущаться таким бесцеремонным захватом чужих прав.
Легенда передавалась от отца к сыну и так понравилась туземцам, что до сих пор не забыта ими. В настоящее время более двух третей австралийцев свято верят в нее и готовы принять мучения за свои убеждения.
После похорон австралийцы собрали свои пожитки и приготовились куда-то перекочевать. Сборы были непродолжительны. Мужчины взяли с собою по пучку копий и по бумерангу и медленно двинулись в путь, а женщины пошли за ними следом, сгибаясь под тяжестью мешков с провизией и обливаясь потом. Хижины, или виллумы, были преспокойно оставлены случайным посетителям: прохожим, гадам, насекомым и ночным птицам.
Фрикэ, удивленный непредвиденным походом, обратился за разъяснением к Жану Кербегелю.
Одичалый европеец пожал плечами, поднял глаза к небу и воздел руки, как бы говоря:
— Почем я знаю?
— Нет, правда? — не унимался парижанин. — Будь умницей. У меня здесь дела. Я не могу уходить далеко отсюда. Я останусь здесь. Если ты меня любишь, оставайся со мною. Это еще что такое? — продолжал он, поднимая с земли желтоватый, словно прокопченный табачным дымом камень, вырытый из ямы, куда закопали умершего. — Черт возьми, довольно тяжело.
— Золото, — отвечал Кайпун гортанным голосом.
— Золото? .. А! Чистое золото.
— Золото, — повторил Кайпун.
— Понимаю, друг. Здесь его, по крайней мере, на тысячу франков. Впрочем, тебе это все равно, да и мне тоже… Но на всякий случай я возьму его с собою. Места в кармане оно не пролежит, а при случае может пригодиться…
Между тем негриты ушли вперед, не заботясь о двух отставших товарищах.
— Пойдем, — сказал Жан настойчиво.
— Куда?
— Туда… к озеру.
— Туда? К озеру? С удовольствием. Но только что мы там найдем?
— Золото.
— Как? Опять золото?
— Да… много… много.
И он сделал жест, показывающий, что там большие запасы золота.
— Нет… не прииск… там пещера… и все золото, золото…
— А! Это дело другое. Ты начинаешь говорить по-французски так, что тебя можно понимать… Ну, так как же? Там золото в кусках?
— В кусках… много кусков.
— И ты хорошо знаешь место, где оно спрятано?
— Да, — радостно сказал Жан. — Все тебе… все… ты добрый.
— Все мне… зачем? Лучше сказать: нам. Разделить золото будет не трудно, из-за этого мы не поссоримся… Ах, если бы мне напасть на след Боскарена! Я бы тогда убил двух зайцев: и негодяя захватил, и барышню нашу выручил из плена… Решено, Жан, я иду с тобой.
Путь был долог и труден. Три дня шли негриты с неутомимостью дикарей, и Фрикэ, несмотря на всю свою энергию, начал уже уставать, как вдруг Жан скомандовал остановиться, издав тихий свист.
![Филип Фармер - Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]](/uploads/posts/books/25287/25287.jpg)
