Лазарь Лагин - Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова)
Примечание. Из этой суммы, имеющей поступить в доход банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», одна четверть процента должна ежегодно поступать на цели благотворительности, желательней всего среди семей, оставшихся без кормильца, пропавшего без вести.
3. Да не удивятся те, кто услышит из уст моих негров о рыжебородом белом, который спустится с небес, чтобы спасти человечество. Ибо разве не ясно любому благомыслящему человеку, что спаситель вторично сойдет на нашу грешную землю только в облике англичанина и ни в каком другом? И пусть черноволосые и чернобородые испанцы, португальцы и прочие презренные паписты попробуют сунуться на остров Разочарования, где ждут пришествия рыжебородого белого!
4. Что же касается самого острова Разочарования, то в отношении его дальнейших судеб да поступит с ним прочитавший это письмо по своему усмотрению.
Аминь!»
XIII
Пока Егорычев медленно, с трудом разбираясь в витиеватом старинном почерке, прочел вполголоса эту странную и страшную исповедь англо-американского конквистадора семнадцатого столетия, Смит молча светил ему фонариком.
Только в одном месте, в самом начале, встретив название банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», оба наших героя переглянулись: письмо принадлежало перу одного из отдаленных предков мистера Фламмери! Это было поистине удивительное совпадение! Сэмюэль Смит, у которого на самом донышке сознания сохранилась с нежных мальчишеских лет мечта о пиратских кладах, в конечном счете обязательно попадавших в руки положительного героя романа, ожидал от этого свертка пожелтевшей бумаги сведений о кладе, который сделал бы и его и Егорычева на всю жизнь обеспеченными людьми. Сэмюэль Смит никак не был бы против приличного клада. Но письмо Джошуа Пентикоста, эсквайра, не содержало упоминаний о каких-либо ценностях, кроме негров-рабов и их потомства.
На мгновение у кочегара мелькнула мысль, что мистер Фламмери, пожалуй, не поскупился бы, чтобы заполучить в свои руки этот документ трехсотлетней давности, который не только представлял из ряда вон выходящую семейную реликвию, но и достаточное для не слишком требовательных и придирчивых судей подтверждение прав наследников покойного Пентикоста, а следовательно, и Роберта Д. Фламмери на остров Разочарования. К чести кочегара Смита, он и в мыслях при этом не имел, что стоило бы вручить или продать письмо Пентикоста его благочестивому потомку; Смиту доставляло истинное удовольствие сознание, что при любых обстоятельствах не видать капитану Фламмери этого загробного послания его пращура, как своих ушей. И он понимал, что в этом вопросе у него не будет никаких расхождений с Егорычевым.
— Здорово? — спросил Егорычев, бережно сворачивая рукопись в трубочку.
— Чистый роман Стивенсона! — сказал кочегар.
— Это почище всякого Стивенсона! Его пираты не были магистрами наук и не распространяли христианство. Они были обычные, незатейливые разбойники. И вряд ли они знали о Шекспире. А этот Пентикост — чистейший конквистадор. Вы никогда не слыхали такого слова — «конквистадор»?
— По совести говоря, что-то такое слыхал когда-то, но не запомнил..
— А вы вообразите себе помесь купца, пирата, открывателя новых земель и массового убийцы их населения.
— Кажется, наш святоша Фламмери — его прямой потомок, — заметил, чуть помолчав, кочегар.
— Ну да, раз «Банкирский дом Джошуа Сквирс и сыновья», значит потомок.
— И не нужно очень напрягаться, чтобы заметить у них фамильное сходство.
— Теперь, — сказал Егорычев, — очень многое становится ясным: и происхождение местных негров; и почему они говорят по-английски; и как и на какой предмету их предки были обращены в христианство; и откуда пошло на острове знание Шекспира и любовь к театру; и кто проживал три века тому назад в нашей пещере; и почему она называется Священной. Теперь стало понятно даже, почему островитяне так фальшивят, когда поют религиозные песнопения…
— Признаться, последнее мне не совсем ясно, — рассмеялся Смит.
— А вы представьте себе, старина, на минуточку, что у этого омерзительного старичка был соответствующий слух, и все становится на место.
— Постойте, постойте! Вы хотите сказать, что он перевирал мотивы, когда обучал их петь, а они так в точности все и запомнили?..
— Ну да! А потом в таком же перевранном виде передали своим потомкам. Через несколько поколений перевранное освящается и становится законом. Если хотите, канонизация фальшивого — основа религии, любой религии. Но знаете, Смит, что меня больше всего потрясло в этом документе?
— Жестокость этого Пентикоста?
— Да. И его фантастическое лицемерие. А главное, его дьявольское корыстолюбие. Подумайте только, Смит: у этого человека, был один шанс из ста тысяч, что сюда когда-нибудь придет корабль. Что бы на его месте сделал другой, даже самый завзятый работорговец? Постарался бы окружить себя любовью людей, с которыми ему суждено прожить остаток жизни, и оставить после себя хорошую память. Что вместо этого делает Пентикост? Тридцать с лишним лет (треть века!) он мучает, тиранит, убивает людей, которые его кормят, без которых он сдох бы с голоду, разлучает родителей с детьми, превращает весь остров в фабрику по производству наиболее вымуштрованных, наиболее дорогих рабов. И все ради одного-единственного шанса из ста тысяч, миллиона! А вдруг ему улыбнется подлое торгашеское счастье и удастся выгодно продать своих кормильцев! Ради этого он заставляет их освоить английский язык и забыть родной. Ради, этого он их обращает в христианство: христианство обеспечивает рабовладельцам самых покорных рабов. Он готовит на вывоз рабские театральные труппы с готовым репертуаром. И на всем этом мощный, многоэтажный слой лицемерия! Полные трюмы человеческой мерзости, а снаружи — весь в белоснежной масляной краске. Он и ревнитель веры, он и внедряет культуру, и воспитывает актеров, и так обожает родной язык, что исключительно ради сохранения чистоты произношения готов вырезать половину рода человеческого…
— Ничего не скажешь, — заметил Смит, — достойный предок мистера Фламмери…
— Теперь понятно, почему их так волновала моя борода… Желтая борода.
— Занятно, — пробормотал Смит.
— Надеюсь, что мы еще будем иметь время и возможность продолжить обсуждение этого вопроса, — заключил с шутливой торжественностью Егорычев, — а пока нам, на мой взгляд, следовало бы перейти к проблемам сегодняшнего дня. Полагаю, например, что шкатулку следует вернуть на ее прежнее место. Возражений нет? Принято. — И он водрузил ржавую шкатулку Джошуа Пентикоста на полку меж пыльными масками и черепами. — Что же касается рукописи, то в интересах острова было бы не возвращать ее в шкатулку. Возражений нет?
