Виталий Олейниченко - Красное золото
Мы с ним вышли покурить на крыльцо. Болек судорожно дышал дымом, без перерыва поднося сигарету ко рту. В несколько долгих затяжек докурил и от окурка запалил следующую. Молчали. Да и что было говорить? Вышел Мишель — весь почерневший какой-то, глаза запавшие, и кажется, что ему не тридцать, а все пятьдесят, а за плечами — война или что-то подобное, недоброе, страшное… Наверное, мы все выглядели не лучше, но Миша — командир, он это командирство принял добровольно, а потому считал себя безусловно виноватым за все несчастья, приключавшиеся с его «подчиненными». Представляю, как тяжело ему сейчас… Впрочем, нет. Наверное, в полном объеме этого я представить все же не смогу…
Миша прокашлялся и, продолжая перхать, сказал Болеку:
— Мы там телевизор притащили. Установи его там где-нибудь, только чтобы ребятам не мешал. Сейчас утренние новости будут, надо хоть в курс войти — что тут без нас творилось. А то мы прямо как дети подземелья.
Маленький телевизор вынесли на крохотную застекленную верандочку и поставили на колченогий шаткий стол. Выдвинув антенну, Болек принялся крутить ручку настройки — замяукали китайские каналы, засвистел пустой эфир, резанул ухо обрывок очередного дебильного шлягера. Наконец, ему удалось отловить городской канал. Послышалась бодренькая музыкальная заставка, пиканье сигналов точного времени и свежий голосок ведущей после стандартного приветствия и пожелания хорошего дня (Болек хмуро хмыкнул) весело затараторил о всякой ерунде: Областная Дума, мол, вчера приняла некое эпохальное решение, которое не просто поможет пенсионерам не подохнуть с голоду, а всем прочим не замерзнуть предстоящей зимой, но и вообще неким загадочным образом кардинально решит оные проблемы (знаем, знаем, такие решения каждый год принимаются, и после них в обязательном порядке растут оклады думцев и вырастают под городом новые, абсолютно незамерзающие трех-четырехэтажные дачки); наша доблестная милиция, дескать, накрыла канал переправки наркотиков из Китая в Европу, конфисковав аж цельных полкило героина (интересно, сколько его тонн при этом просочилось под самым носом наших городовых? Наверняка ведь им просто кость кинули, чтобы не рыпались некоторое время); наш образцово-показательный губернатор, добряк и умница, посетил детский дом и подарил данному благотворительному заведению компьютер (готов поспорить — барахло списанное; лучше бы он им продуктов подкинул, видел я этих детишек — тощие, как из нацистского концлагеря, прости, господи, за цинизм); и так далее и тому подобное. Розовая чушь, словом.
И лишь перед сводкой спортивных новостей прозвучало нечто, заставившее нас раскрыть рты и долгое время пребывать буквально-таки в трансе.
— …вчера поздно вечером, — с грустью и слезой во взоре вещала опечаленная теледива, — в нашем городе произошло двойное убийство. Около полуночи неизвестными лицами недалеко от подъезда своего дома был застрелен депутат ОблДумы господин Заплюхин Геннадий Альбертович. Прибывшие на место преступления…
Дальше я не слушал. Господин Заплюхин — это тот самый кривенький-лысенький. Надо же, не спасла его ни рота автоматчиков, ни гипотетическая эскадрилья штурмовиков, ни его положение и вес в обществе, которые, сказать по правде, прикрывали его и ему подобных деятелей куда лучше любой танковой колонны. Время собирать камни, как сказал бы Екклезиаст. Вот и осталась моя (вернее, бывшая моя) Нелли без работы. Некому теперь будет ради ее заплывших жирком глазок с моста сигать…
— …около половины первого ночи, — продолжала меж тем дикторша, тараща в поддельном ужасе глаза, — у здания казино «Золотая Пагода» был взорван автомобиль известного бизнесмена и мецената господина Вознюка Семена Кузьмича. По версии…
Вот это да! Вот это номер!
— Падеж крупного рогатого скота, — прокомментировал теленовости неслышно подошедший Мишель и впервые за все последнее время улыбнулся. Вымученной была эта улыбка, но при этом какой-то… победной, что ли.
Девица в маленьком экранчике продолжала что-то бубнить о шоке, постигшем при данных известиях всех честных людей («Дура» — буркнул Болек), и еще что-то не менее глупое — о падении нравов, о том, что мы теперь по беспределу догоняем Москву и Чикаго, но мы пребывали в полном обалдении и ее идиотизмы уже не слушали.
А обалдеть было от чего, потому что уважаемый господин Вознюк свет Семен Кузьмич был ни кто иной, как пресловутый «капо ди тутти капи», или как там этих мафиози именуют итальянцы, то есть — знаменитым Клещом, главой «синих» и генералом всей теневой армии нашей области. Вот уж кто наверняка был уверен в полной своей безопасности! Но нашелся-таки добрый человек, переубедил… Но до чего же вовремя, право слово! Теперь уж «синим» и прочим не до нас будет, это уж как пить дать, у них теперь война за наследство начнется. А если и не начнется, то все одно найдутся делишки поважнее. Эх, жаль только, что эту гниду месяц назад на взорвали. Тогда все были бы живы и все, наверное, по другому у нас сложилось бы…
Впрочем, «если бы» — как известно, не историческая постановка вопроса. И отталкиваться надо от того, что реально произошло и что мы имеем на сегодняшний день. А имеем мы ни что иное, как самый настоящий голливудский блокбастер… Вот так и бывает, друг мой, — живешь, живешь, все тихо и спокойно, ни встрясок, ни катаклизмов, и жизнь твоя — всего лишь донжуанистая созерцательная мелодрама, в которой высшей сферой проявления эмоций является громкий писк твоей очередной подруги, когда приходит вам время расстаться… Да, мой друг. А потом идиллия сия непостижимым образом превращается в боевик. Неумный и кровавый…
…Жара пала на наш великий многострадальный лживый город. Жара и духота. От них, как мухи, скопом мерли гипертоники, а мухи лениво ползали по наклонным плоскостям, не проявляя ни малейшего желания взлететь. Зримо увеличилось количество дорожно-транспортных происшествий, потому что среди водителей тоже попадаются гипертоники, и потому еще, что девушки по случаю жары толпились на перекрестках почти дезабилье, и где уж тут было водителю уследить за светофорным мельтешеньем…
Мы сидели в летнем кафе на проспекте Тухачевского — побритые, приодетые в более-менее цивильную одежду, усталые, но — почти спокойные.
Уход в небытие парочки крупных по областным меркам фигур особо на внешнем облике города не отразился. Так же, как всегда, сновали по разбитому асфальту центра новенькие иномарки и старенькие отечественные легковушки — ржавые ветераны сибирских дорог; так же торговали всякой разложенной прямо на тротуаре мелочью шустрые китайские коробейники-нелегалы; так же лениво совершал по их рядам доходный поход усатый красномордый сержант в мокрой под мышками форменной рубашке и с пустой кобурой на пузе — только меньше крепких бритых затылков толклось у входа в «Золотую Пагоду», можно даже сказать — почти ни одного. Да и само заведение было, понятное дело, закрыто.
