Николай Коротеев - Искатель. 1967. Выпуск №3
— Как же вы думаете выполнить приказ?
— Не знаем еще, товарищ капитан.
— Осталось три дня, — капитан поднялся. — Срок на пределе.
Глубокой ночью противник поднял такой тарарам, что и без иных сведений стало ясно: не прошли дивизионные.
Потом разведчики долго торчали на передовой. Когда начинался артиллерийский и минометный обстрел, фашисты исчезали из траншей по проходам во вторую линию окопов. То же делали и наши. Но стоило затихнуть минометному или артиллерийскому обстрелу, как по ходам сообщения фашисты, как и наши солдаты, переходили в первую линию.
Первые дни так же поступали и разведчики. Но сегодня Королев решил присмотреться к позициям и остаться во время обстрела в блиндаже.
Ждать минометного налета долго не пришлось.
Разведчики спрятались в блиндаже. Здесь был и кое-кто из хозяев.
— Чего это вы? — удивился Глыба. — К богу на свиданье торопитесь?
Один из солдат махнул рукой:
— От этой курносой не набегаешься.
Сидеть под огнем в блиндаже Федору приходилось не часто, да и не доверял он почему-то накатам. Чутко прислушивался к стрельбе. В поле, там хоть по звуку слышишь недолет, перелет, а в воронке — так любо-дорого. Русских говорил, что снаряды в одно и то же место почти никогда не попадают. А тут, в блиндаже, и рядом разорвется фугас, а накат съедет — накроет.
Сначала фрицы вроде баловались, а потом принялись долбить передовую всерьез. Разрывы слились в свирепый, оглушающий гул. Земля под взрывами дергалась, тряслась. Крякал и трещал накат. Уши заложило.
Едва смолкло, разведчики выскочили из блиндажа.
— Сейчас наши вдарят! — погрозил кулаком Глыба. При первых же залпах фашисты скрылись из первой линии.
— Королев, — потряс Федор своего командира.
Тот нахмурился, но не обернулся.
— Товарищ старшина, — сначала Федор подумал было обидеться на Кузьму: отвечал же тот на неуставное обращение в землянке, чего же тут требует? Но мысль, мелькнувшая у него, представлялась такой неожиданной, рискованной и в то же время верной, что обида отошла на самый задний план. — Товарищ старшина! А ведь среди фрицев тоже смелые есть.
— Убедиться хочешь? — усмехнулся Глыба.
— Ну да! Можно и так поверить.
Сердитый Королев оторвался от бинокля:
— Загадки да ребусы на последней странице «Огонька» печатают. Дело есть-так говори.
— Я и говорю… Наверное, и у фрицев есть солдаты, которые остаются в блиндажах во время нашего обстрела. Наши дают огня, — очень торопливо заговорил Федор, боясь, что его не дослушают до конца. — Мы подбираемся к ихним траншеям…
— Давай, давай… — Королев вновь приник к биноклю, безнадежно вздохнул.
Но Федора уже нельзя было остановить.
— …мы подбираемся… наши — молчок. Мы в блиндаж. Хватаем этого храброго вояку. Наши — огонька, чтоб удержать фрицев во второй линии. Мы сидим в блиндаже. Опять наши молчок. Мы — на нейтралку. Наши — отсечный. А мы с «языком» к себе.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить, — длинно, как ругательство, проговорил Глыба.
— Это вы, ребята, зря! — ехидно сказал Иванов.
— Точно получится! — горячился Федор.
— Загнуться под своими минами? — спросил Глыба. — Нет, Федя, это ни к чему. Пошутить — так не ко времени.
— Товарищ старшина, — обратился «тройной» Иван к Королеву. — Товарищ старшина, давайте хоть по времени прикинем. С минометчиками поговорим.
Королев долго молчал, будто не слышал, потом повернулся, тронул согнутым указательным пальцем усы, широко улыбнулся:
— А ведь действительно дело!
— Конечно, Кузьма, дело… Простите, товарищ старшина, — вытянулся Федор, но Королев только рукой махнул.
— Наши начинают. Засекайте время, — приказал Королев. — Осторожней, черти! Снайперу на мушку не угодите. Они во время обстрелов что осенние мухи.
Федор приник к щели. Отметив время, он мысленно рванулся через ничейную полосу к немецким траншеям. До них пятьсот метров.
«Нет, так не пойдет, — остановил сам себя Федор. — Двигаться надо ползком, — от воронки к воронке. Хорошо, что Королев поручил мне нанести их на план!»
Остальную часть дня заняло совещание с начальником разведки.
Налет назначили на одиннадцать дня.
«Домой», в свою землянку, разведчики вернулись поздно, усталые, притихшие. Ужинали торопливо, словно старались поскорее лечь отдыхать и остаться наедине со своими мыслями о завтрашнем дне.
Уже когда Королев задул коптилку, Федор неожиданно спросил:
— Кузьма, а куда же пчелы денутся? Ульи ихние разбиты…
— Пчелы?
— Да.
— В дупле попрячутся. Одичают.
— А обратно их приручить можно?
— Спи, Федор! Вернемся — расскажу. Долго говорить надо. И что тебе до них? — ворчливо удивился Королев, но ему стало очень приятно, что Федор вспомнил о пчелах, и в такую минуту: «Нет не задубела душа у парня!»
— Подумалось.
Глыба раздраженным фальцетом откликнулся из угла:
— Дайте спать!
Лапотников произнес нараспев:
— По-го-во-рить хо-чешь, п-пойдем. Не с-с-спится м-мне…
— Всем спать, — приказал Королев. — Когда с меня наказанье снимут — командовать вами?
В землянке Федору вспомнился пионерский лагерь и вечерний сердитый голос вожатого, который опаздывал на танцы, если в палате долго не засыпали. Он улыбнулся про себя, стало очень тепло на сердце, и пришел сон.
Федор поднялся отдохнувшим, хотелось замурлыкать песню, но остальные разведчики выглядели сосредоточенными, необыкновенно суровыми, и он не решился нарушать общего настроения.
— Автоматы — Лапотникову и Глыбе, — приказал Королев. — Остальным — пистолеты, гранаты, ножи. Автоматы только мешать будут.
Они выбрались из землянки, ходом сообщения вышли на вторую линию траншей переднего края. В блиндаже их ждал капитан Терехин:
— Все в порядке?
— Так точно, товарищ капитан.
— Осталось пятьдесят минут. Вот фрицы отстреляются в положенное время, и наши возьмутся за дело. Хорошо, что сухо. Там не мешкайте. Наши минометы будут работать как часы. Сверим, кстати. Все по моим сверяли. Двадцать минут — подготовка. Дальше — как условились.
Федор заметил, что квадратное лицо капитана сегодня очень бледно.
Противник провел артналет методично и деловито, как вызубренный урок.
Разведчики вышли на исходные. Федор опять увидел склон, побитый взрывами, знакомые очертания воронок, прикинул в уме, по каким из них надо ориентироваться.
На той стороне лощины, у перелеска, разорвались наши первые мины.