Александр Мартынов - Работа на лето
— Ввас? — промямлил Генка, понимая, что всё ещё не проснулся окончательно. — Ну… наверное, вас…
— Есть хочешь? — деловито спросила девчонка. — Вообще сейчас как раз обеденное время, но сегодня первый день, а ты же с вечера не ел, наверное.
— Меня Генка зовут, — ей он решил не представляться, как Клир. — А у тебя готово? В смысле, это — есть?
— Не, но я быстро, — пообещала ЛюбэНадежда. — Я только разогрею… ой, погоди, постой, — она извлекла из кармана шортов электронный блокнот, ткнула палочкойстилом. — Ты вообще во сколько встаёшь?
— В полвосьмого, в восемь, если летом и никуда не тороплюсь,
Генке нравился этот разговор, он хотел, чтобы девчонка подольше не уходила.
— В восемь… — девчонка чиркала стилом. — Ясно. Книжки читаешь?
— Ну… да, читаю. Типа Черкасова или Кинга. Знаешь таких?
— Не знаю, но уточню, — она деловито помечала в блокноте. — Если надо стирать — складывай в пакет, там, в шкафу, есть, и ставь у порога… да не бойся, у нас прачечная! — она заливисто засмеялась, но тут же снова стала собранной и важной. — Дальше. Ты так если, то что любишь есть?
— Вообще или по праздникам? — Генку всё больше увлекали эти расспросы.
— По праздникам.
— Эклеры люблю со взбитыми сливками, — признался Генка, — и селёдку под шубой. А вообще я в еде неприхотливый, только чтобы запивать было чем, компот, квас, да что угодно, но ко всему, даже к мясу. И чтобы хлеб был свежий…
— Так… А музыку любишь какую?
— Ну… Отечественное — из тяжёлого "Вандал R. I. P. ", старичков — типа ДДТ, но не всё, «Арию», «Кино»… Авторскую слушаю почти всё, лишь бы не слишком заумное. А прыгать всё равно подо что.
— Понятно… — она сделала последнюю пометку и убрала блокнот.
— Ну ты вставай, а я пошла готовить. Я быстро, правда.
Генка с оглядкой на дверь поднялся. Он решил, что практичней всего будет обрядиться в камуфляж и кроссовки. Пятнистых маек он привёз с собой две, на голове предпочитал ничего не носить — короче, к столу вышел военизированный молодой человек. А по дому уже плыли вкусные запахи.
На столе стояли тарелка густого борща со сметаной, миска с пельменями, тоже залитыми сметаной, стакан со сметаной, кружка с квасом, вся запотевшая от холода, тарелка с хлебом. Любэ кивнула на табурет:
— Если больше ничего не надо, я пойду.
— Это, — Генка сел, взял ложку. — Может, ты тоже поешь?
— Нет, я не голодная, — девчонка улыбнулась. — Мне ещё домой надо, по хозяйству, родители в поле…
— Ещё скажи, что младшие на тебе, — Генка пригляделся к огромным пельменям, торчавшим из сметаны. Девчонка пожала плечами:
— А младшие или тоже по хозяйству крутятся или с утра до вечера в школе пропадают.
— Лето же, какая школа?
— А кружки и секции круглый год работают… Так нужно чтонибудь?
— Нет, спасибо, Надь…
— Зови меня Любэ, — попросила девчонка. — Я привыкла… И не скучай — скоро ктонибудь придёт, а хочешь — сам по селу поброди. У нас тут безопасно.
— Ага, и не дерутся?
— Только по праздникам, на площади. Или, если зимой, на озере.
— У вас крутой участковый.
— У нас его вообще нет… Я побежала!
И девчонка вымелась рысцой — кажется, она так и прибежала босиком… Генка вздохнул. Симпатичная, даже очень.
Он вздохнул ещё раз и принялся за еду…
… Неизвестно, сама ли это готовила Надежда, но всё было очень вкусно, хотя борща Генка до этого никогда не ел, только по телику видел. В благодарность Генка решил вымыть посуду, но вспомнил, что есть только холодная вода и поставил на плиту в сенях чайник, а сам, вернувшись в комнату, включил приёмник — телевизор не хотелось.
Оппа! Как по заказу!
— Вначале был вечер —
Потом настал я…
Вчера — слово да ветер,
А сегодня — земля…
На кладбище старом,
Где воскресали враги,
Я кое-что понял,
Встав с левой ноги!
— и Генка подхватил:
— Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Ни секунды без драки!
Верим в жизнь и смерть!
В глаза твоей собаки
Нам не страшно смотреть!
Сегодня победа —
Пойми и прости…
Нам ничего не осталось,
Но есть, что донести…
и Генка снова подхватил хмельной припев:
— Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
— ощущая что-то странное, хотя сам родился уже не в СССР, какоето щемящее чувство рождали слова этой песни, бесшабашные и вроде бы бессвязнобессмысленные…
— И чем дальше — тем круче,
И почти закат…
Здравствуй, Древняя Русь!
Я твой нервный брат!
Что вернёт нам Надежда?
Что спасёт Красота?
Ты вчера был хозяин (ИМПЕРИИ),
А теперь — сирота…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
— и Генка оборвал припев, услышав, как ему подпел ещё чей-то голос от порога:
— Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
Эгегегегеохэй!
Рождённый в СССР…
— Нравится ДДТ?
Генка обернулся. На пороге стоял улыбающийся Диман — какой-то не очень похожий на самого себя во время встречи в кафе, весёлый. Он был в перетянутом ремнём камуфляже с закатанными рукавами и берцах, на ремне висели нож и мобильник. Генка увидел на правом рукаве диманова камуфляжа нашивки: чёрный крест в чёрном круге, ниже — чёрножёлтобелый шеврон углом вниз.
— А ты чего воду кипятишь? — так же весело спросил Диман, входя и коротко кланяясь. — Любэ работу не выполняет?
— Да ну, что я, девчонку буду гонять из-за этого? — Генка протянул руку — поздорововаться, но с рукопожатием замялся — Диман ловко пожал его предплечье:
— Учись здорововаться понашему… А посуду мыть тебе будет некогда, это я говорю… Ладно, я за тобой. С чего начнём?
— Мне вообщето хотелось с контингентом познакомиться, — важно сказал Генка. Диман пожал плечами:
— Да ради бога, только не сегодня. Сегодня ребята как раз возвращаться начнут, им же ещё отдохнуть надо и всё такое…
— Откуда возвращаться? — не понял Генка. Диман пояснил:
— Четыре дня назад все бойцы ушли на тренировку по выживанию. Сегодня к вечеру первые появиться должны, а к полуночи все выйдут… Давай я пока тебе село покажу, что ли? И с комсоставом познакомлю. С командирами, в смысле.
