Ал. Азаров - Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов
— Грация, — говорю я как можно нежнее и устремляюсь к такси.
Шофер выразительно потирает пальцы.
— Получишь, — обещаю я. — Но сначала помоги мне купить цветы. Большой букет... Или нет — лучше маленький, но дорогой. Где тут у вас торгуют орхидеями?
Все-таки как-никак Дина виконтесса!
5. ИЮЛЬ 1942 ГОДА. МИЛАН — ГЕНУЯ— Иногда меня подмывает спросить: ты действительно оптимист или притворяешься им?
— Не похож?
— В чем-то да...
— А ты бы бросилась в реку, не надеясь ее переплыть?
Дина — само сочувствие; она обещает что-нибудь придумать. У Альберто такие связи!.. Слушая ее, я пытаюсь затолкать орхидеи в вазу с узким горлышком — пятый букет за эти дни. Предыдущие четыре тихо увядают в углах гостиной. Цветы, пятнистые, как ситец, пахнут парфюмерным магазином.
Дина в курсе моих затруднений. С ловкостью, сделавшей бы честь комиссару полиции, она мало-помалу выудила из меня все подробности. Формализм швейцарцев и инертность немцев ее возмущают. Чуть-чуть больше, чем следовало бы.
— Альберто все уладит. Наберитесь терпения, Слави.
Синьор Фожолли звонил из Рима и обещал приехать. Дина, кажется, рассказала ему все.
Я молча расправляюсь с орхидеями и осторожно отталкиваю Чину, пробующую мои брюки на крепость. Альберто приезжает дневным курьерским, и я готов ко встрече с ним.
Мои отношения с Диной балансируют на грани дружбы и постели. Итогом может быть и то и другое; право выбора Дина оставляет за собой. Она еще ничего не решила и не торопит события. В вагоне мне показалось, что виконтесса Ферраччи более прямолинейна, но, познакомившись с Альберто, я стал догадываться, что игра будет не так проста.
Завтра истекает срок разрешения квестуры. Если Фожолли не вмешается, мне останется одно — убраться из Италии и поискать другой путь в Берлин. Я почти жалею, что не воспользовался вариантом Белград — Вена — Прага. Что из того, что я восемь месяцев работал в Вене и был связан делами с ПКСВ — правлением компании спальных вагонов? Разве судьба так уж и обязана сыграть со мной фатальную шутку, нос к носу столкнув на вокзале с кем-нибудь из старых друзей Ганса Петера Канцельбаума, поразительно напоминающего собой Слави Николова Багрянова — коммерсанта из Софии?
Пожалуй, я все-таки плюну на все и поеду через Вену.
— Будете завтракать, Слави?
Медленно и тихо целую руку Дины.
— Благодарю... Я перекусил в отеле.
— Мы же условились...
— Голод — превосходный корректор.
— Тогда кофе?
Одна из горничных — их у Дины три — приносит поднос с китайскими чашками. Запах «Мокко» в момент забивает парфюмерную сладость орхидей. Надкусываю печеньице и делаю глоток — ровно полчашки. Терпеть не могу ореховое печенье.
Дина возвращается к животрепещущей теме.
— Бедный мой Слави! Вот увидите, все отлично устроится. Стоит только Альберто захотеть, и вы отплывете, как Цезарь.
— Захочет ли он?
— Это зависит от вас.
— Если сделка в Берлине сорвется, мне придется туго. Не уверен, сумею ли я выпутаться без потерь.
— Все так скверно?
— Если б вы видели мои склады, вы бы не спрашивали. Еще немного, и пшеница начнет гореть.
Дина доливает мне кофе. Рука у нее полная; оспинки у плеча едва заметны, но не настолько, чтобы не навести на мысли о возрасте синьоры Ферраччи. У тридцати и даже тридцатипятилетних нет на руках этих шрамов — еще до первой мировой войны Европа научилась делать прививки на бедре.
Дина проявляет рассудительность:
— Может быть, стоило продать на месте? В Софии обязательно должны быть представители германской торговли.
В третий или четвертый раз терпеливо объясняю, что скупщиков хлеба в Болгарии — пруд пруди. Но платят они гроши. Вся надежда — самому побывать в Берлине и заключить прямой контракт.
Причины поездки — одна из тем, к которым Дина возвращается при каждом удобном случае. Слушать она умеет, и память у нее отличная. Беру ее руку в свою и опять целую, пытаясь одновременно поймать ее взгляд. Долгая пауза заполнена игрой в гляделки, и Дина начинает медленно краснеть.
— Ах, Слави!..
Словно ничего не случилось, принимаюсь за кофе и печенье. Следующей темой должна быть моя поездка в Рим. Дина все еще не убеждена, что я не был нигде, кроме посольств. Помогая ей, со смехом вспоминаю шофера, устроившего мне экскурсию по Вечному городу. Говорю о выражении его лица, когда он понял, что хитрость разоблачена; при этом как можно точнее описываю приметы водителя, по которым, надеюсь, полиция уже успела его отыскать. Если Дина действительно прочит меня в мужья, то надо отдать ей должное — ее проверка не идет в сравнение с моим визитом к Карлини.
Вспомнив о Карлини, мысленно улыбаюсь. Разговор с ним — очко в мою пользу. Если Альберто, разумеется, не профан. Осторожность ценится высоко во все времена и у всех народов. Не так ли, мой бесценный синьор Фожолли?
Остаток дня разбавлен ленивой скукой и пустой болтовней. Слишком жарко, чтобы выезжать на прогулку, да и, признаться, у меня нет настроения осматривать город. Пять суток в Милане — достаточный срок, чтобы исчерпать туристскую любознательность; для настоящего знакомства понадобились бы годы.
Самые жаркие два часа провожу в саду. Полулежу в шезлонге, закрыв лицо «Газетте дель пополо». Сад у Дины отличный, с многолетним газоном и хорошо расчищенными дорожками. Здесь так чисто и тихо, что кажется, будто вилла отделена от центра города сотней километров, а не тремя кварталами. Лишь иногда с площади, отразившись от стен замка Сфорца или собора, вместе с ветром долетают гудки.
Хорошо быть желанным гостем!
Альберто приезжает в три пополудни. С сожалением расстаюсь с газетой и пытаюсь привстать с шезлонга. Мягкая лапа успокаивающе взбалтывает воздух:
— Сидите, Слави... Я так устал, что последую вашему примеру и сяду. Вы не возражаете?
Сегодня Альберто в штатском. Превосходный костюм из тонкой шерсти; галстук завязан широким свободным узлом. Патриций на отдыхе.
— Позвольте представить вам...
Спутника Альберто я разглядел еще минуту назад — нехитрый прием с дырочкой в газете, весьма скомпрометированный кинофильмами, но тем не менее не потерявший ценности.
— Умберто Тропанезе.
— Слави Багрянов.
— Будущий магнат из Софии, — добавляет Альберто, проявляя склонность к юмору.
Скромно пожимаю плечами.
— Скорее нищий на паперти любой из церквей.
Фожолли утешает:
— Не впадайте в пессимизм, синьор Багрянов. Сестра подняла из-за вас на ноги весь Рим. Меня, например, она буквально вырвала с заседания фашистского совета. Хотел бы я знать, кто, кроме нее, оказался бы способным на такое?
