А. Лукин - Чекисты. Книга первая
— Откуда он взялся, этот парень? Кто такой?
— Бывший деникинец, — сказал Рахуба. — Настоящая фамилия Василенко, вольноопределяющийся первого симферопольского полка. Окончил гимназию. По всем статьям подходящий человек.
— А на подпольной работе давно?
— Нет, кажется недавно. Но парень с мозгами.
— Недавно… — повторил Шаворский и острыми желтыми зубами прикусил верхнюю губу. — Странно, очень странно…
— Что вам показалось странным?
— На подпольной работе недавно, а ухватки у него вполне профессиональные.
— В чем это выразилось?
— Да так, знаете… С моими боевиками разговаривал свысока. Когда те спросили пароль, отказался отвечать: подавайте, мол, кого-нибудь постарше. Пистолет свой им швырнул… Словом, что называется, за горло взял. Да и я так понял, что он приехал вместе с вами.
— Он сам так сказал?
— Нет, прямо не говорил, но это следовало из его поведения. Да знай я…
Рахуба неожиданно засмеялся беззвучным, вздрагивающим смешком.
— Вот именно, — проговорил он, — знай вы, что он обыкновенный посредник, а тем более недавно завербованный, вы бы ему такую проверочку устроили — не дай бог! А мне каждая минута была дорога. Нет, парень, не промах! И для этого не надо быть профессионалом, достаточно голову на плечах иметь… Впрочем — добавил Рахуба, видя, что доводы его не подействовали и что-то продолжает тревожить бывшего контрразведчика, — испытать и сейчас не поздно. Я и сам считаю, что лишняя проверка не повредит.
— Так и придется сделать, — холодно сказал Шаворский. — Оптимизма вашего, господин полковник, не разделяю. У нас слишком тяжелый опыт общения с чрезвычайкой: три провала за одну только последнюю неделю.
— Пожалуйста, — согласился Рахуба, — не возражаю.
Когда через полчаса Шаворский вышел из каморки, Алексей, Микоша и Золотаренко мирно беседовали, сидя за кухонным столом. Микоша жаловался на боли в печени, возникшие “по причине перебора в смысле выпивки”, и с интересом выслушивал советы Золотаренко и Алексея. Он уже успел вернуть Алексею браунинг и проникнуться уважением к его познаниям по части медицины.
— Пошли, — сказал ему Шаворский, — скоро рассветет. — И дружески улыбнулся Алексею: — До завтра.
За дверью Микоша проговорил негромко, но, видимо, с расчетом, чтобы Алексей услышал:
— А мужик-то оказался ничего, простой…
Шаворский ему не ответил.
ПроверкаВесь следующий день Рахуба был чем-то озабочен. Казалось, он чего-то ждал. Золотаренко и Алексею было приказано никуда из дому не отлучаться.
Рахубе заметно полегчало, он уже мог самостоятельно передвигаться по кухне. Жене Золотаренко он дал денег и послал на рынок, велев купить “что-нибудь посъедобнее”. Она принесла связку скумбрии, три плитки жмыха и тонкий ломтик свиного сала.
— Довели Россию комиссары, — хмыкнув, сказал Рахуба, — скоро собственные локти будут глодать!
Обедали вместе на кухне. Рахуба дотошно расспрашивал Алексея о его пребывании в банде братьев Смагиных. Алексей отвечал без запинки: историю банды он знал хорошо. После обеда Рахуба убрался в каморку и не вылезал до вечера. Когда стемнело, позвал Алексея.
— Что-то неладно, — сказал он. — Шаворский еще днем должен был прийти или прислать кого-нибудь.
Он помолчал, пожевал губами и неуверенно, будто ожидая совета, проговорил:
— Не знаю, что думать…
— Может, сходить разведать? — предложил Алексей, чувствуя, что именно этого предложения и ждет от него Рахуба.
— Куда ты пойдешь?
— Куда скажете…
Рахуба потер вертикальную складку на лбу, искоса взглянул на него и, насупив брови, потушил острый, испытующий блеск в глазах.
— Черт его душу ведает! С одной стороны… Хотя сидеть здесь и ждать у моря погоды тоже не слишком умно. Пожалуй, и правда, сходи выясни, что там такое.
— Куда?
— На Новобазарную, куда же еще… Только, смотри, как бы хвост не прицепился. Подожди, — остановил он направившегося к двери Алексея. — Не задерживайся там. Узнаешь — сразу назад. Если что случится… Сколько тебе времени надо?
— За час обернусь.
Рахуба достал часы.
— Без четверти десять, — сказал он. — Буду ждать два часа. Потом уйду.
— Ладно.
Над городом висели тучи. Воздух был душен, сжат, пропитан ароматом цветущего каштана. Когда Алексей подходил к Новобазарной, стал накрапывать мелкий дождик. Пресный запах смоченной пыли заглушил все другие запахи, и улицы наполнила чуткая, шелестящая дождем тишина.
…Алексей постучал в оконную раму. Никто не отозвался. Окна квартиры мадам Галкиной были изнутри заложены ставнями. Алексей подождал и стукнул еще раз, посильнее. И снова ни звука в ответ.
“Может, они в каптерке?” — подумал он.
Нащупывая ногами ступени, спустился с крыльца, подошел к воротам. Они были заперты. Крепкие дубовые створки вплотную пригнаны к подворотне — ни сверху, ни снизу не пролезть. А стучать нельзя: соседей перебудишь.
Он попытался вспомнить, каков из себя двор. Насколько удалось разглядеть вчера ночью, между флигелями находилась какая-то изгородь. Значит, должен быть подход с соседней улицы, через смежные дворы.
Он отошел от ворот и направился к перекрестку. Миновал дом шесть, еще дом и вдруг замер на месте: на углу, перегораживая тротуар, чернели две мужские фигуры. Обманутый темнотой, Алексей заметил их слишком поздно, когда до незнакомцев оставалось всего пять—шесть метров.
— Стой! — сказали ему. — Не шевелиться. Кто такой?
На одном из мужчин была кожанка; тусклый блик светился на его рукаве, ломаясь у локтевого сгиба, и в первый момент Алексей подумал: “Наши! Чекисты!..”
Тотчас же мысли вихрем закружились у него в голове: почему они здесь? Что случилось?.. Неужели Оловянников еще каким-то путем обнаружил явку мадам Галкиной и уже ликвидировал ее? Зачем?! Теперь все, что с таким трудом удалось сделать: влезть в доверие к Рахубе, найти явки, прилепиться к Шаворскому, стоять на самом пороге большого контрреволюционного подполья, — все летит к дьяволу! Вот тебе и Оловянников — “легендарный оперативник”! Да и засада какая-то неумная: почему на улице, почему не в квартире?
— Кто такой, я спрашиваю? — повторил мужчина в кожанке.
— Да вы сами-то кто? — угрюмо отозвался Алексей.
— Чека, попрошу документы!
Слепящий луч электрического фонарика уперся в лицо Алексею, он невольно прикрылся ладонью.
— Эге, — проговорил один из стоявших перед ним людей, — так я его уже видел. Это ж наш! Шо ты, тут ходишь, хлопче?..
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не было сказано этих слов. Алексей, возможно, назвал бы себя: все в нем кипело от досады на Оловянникова. Теперь же его будто ударило: “Провокация!..”
