Мэри Стюарт - Гончие Гавриила
За крутым поворотом мы спугнули компанию черных и коричневых коз с длинной шелковистой шерстью, огромными рогами и порочными желтыми глазами. Бог знает, чего они наелись на этом голом месте, но теперь спали на солнышке. Их было примерно тридцать. Узкие умные морды смотрели оценивающе и безо всякого страха, и каким-то образом производили впечатление, что это не стадо животных, которыми повелевают люди, а колония созданий, владеющих этой местностью по праву. Когда одно лениво встало на ноги и вышло на середину тропы, я не стала спорить, обошла. Зверь даже не повернул головы.
Я оказалась права насчет старого моста. Приток, Нар-Эль-Сальк, по сравнению с рекой Адонис не широк, но в это время года пересекать нужно примерно двадцать футов медленно струящейся воды. В некоторых местах она бурлила белыми пузырьками, в других ― отчаянно билась о камни. На глубине она становилась темно-зеленой. У противоположного берега стояла низкая скала, примерно пятифутовая, с которой раньше начинался мост. Остатки опор можно было разглядеть в чистой воде. На нашем берегу от моста осталось очень мало, только груда обтесанных камней. Некоторые из них кто-то переложил в воду примерно в ярде один от другого, образовался переход.
― Здесь раньше был мост, говорят, римский, ― сказал Хамид. ― Остались только старые камни. Справитесь? ― Он взял меня за руку и помог перейти через реку, а потом направился прямо к подножию скалы.
Тропа к воротам оказалась крутой, но не трудной, по ней прошли бы даже мулы и кони. Признаки жизни подавали только ящерицы и кружащийся над скалой сокол. Единственные звуки ― журчание воды, наши шаги и дыхание. Когда мы приблизились к стене, у меня создалось странное впечатление, что здание давно покинуто и мертво, выключено из жизни. Казалось невозможным, чтобы кто-то здесь жил, по крайней мере, кто-то из моих знакомых. Ни один, даже бывший член моей ненормальной, но очень живой семьи, не смог бы запереться в этом белом, как кость, могильном сооружении…
Я остановилась отдышаться, смотря на бледные стены и запертые бронзовые ворота, и попыталась вспомнить, как последний раз видела бабушку Ха. Смутное детское воспоминание… Фруктовый сад, мягкий сентябрьский ветер сдувает листья, яблоки стучат по земле. Небо наполнили полуденные облака и грачи, собравшиеся домой. Бабушка Ха смеется над каким-то заявлением Чарльза и каркает, как грач…
― Раньше у двери был звонок. Скажите, что хотите передать, и если старик не спит, можно заставить его это запомнить, ― жизнерадостно сказал Хамид, подводя меня к воротам.
3. Разрушенный караван-сарай
This batter'd Caravanserai…
E. Fitzgerald: The Rubayat of Omar Khayyam of NishapurГлавные ворота ― двойные листы фигурной бронзы под причудливо изогнутой аркой ― издалека производили очень сильное впечатление, но стоило приблизиться, и можно было заметить, что дверной молоток исчез, а узоры почти стерты ветром. На высоких глухих стенах тут и там виднелись остатки цветных украшений ― призрачные узоры, мозаика, обломки мрамора, покрытые штукатуркой и покрашенные бледной охрой, почти белой на солнце. Справа от ворот пристроился загадочного устройства звонок.
Хамид потянул ручку. В тишине мы отчетливо услышали, как напряглись веревки, распрямляя один покоробленный фут за другим, и в конце-концов шевельнули звонок. Зазвенели пружины, и он звякнул внутри прямо рядом с воротами. По бронзе пробежало эхо, где-то залаяла собака. И снова тишина.
Только Хамид поднял руку, чтобы опять позвонить, как раздались шаги. Почти даже и не шаги ― шорох шлепанцев по пыльному полу, а потом слабых рук по воротам. Ничуть не странно, что раздался тяжелый стук, звон и гул многочисленных задвижек, а когда ворота начали открываться ― жуткий скрип. На лице Хамида ясно выражалось возбужденное ожидание, на моем, несомненно, тоже. Кто бы ни открыл ворота после такой подготовки, разочаровать нас было невозможно.
Но он соответствовал декорациям, оказался даже лучше, чем можно было ожидать. Бронзовая створка открыла проход, по контрасту с солнечным светом неимоверно темный. В этой трещине возникла тонкая склоненная фигура в белом. Один безумный момент хичкоковская обстановка заставила меня думать, что у него нет лица, но потом я увидела, что просто оно темное, почти черное и пропадает во мраке.
Сутулый старик со сморщенной кожей выбрался на солнце. Белый арабский головной убор складками. Красные веки. Взгляд какой-то серый, катаракта, очевидно. Он моргнул, пробормотал что-то Хамиду по-арабски и начал закрывать ворота.
― Минуточку, подождите, ― сказал Хамид, проскочил мимо меня одним огромным шагом и прижался плечом к воротам. Мы с ним уже договорились, что он скажет, на арабском это звучало очень пламенно:
― Это не обычный посетитель, а член семьи вашей леди, которого нельзя прогнать от двери. Послушай.
Старик неопределенно застыл, и Хамид продолжил:
― Я ― Хамид Халиль из Бейрута, и я привез эту молодую леди повидать вашу хозяйку. Нам известно, что леди не принимает посетителей, но эта молодая леди ― англичанка, дочь сына брата леди. Поэтому ты должен пойти, увидеть свою леди и сказать ей, что мисс Кристи Мэнсел приехала из Англии, чтобы ее увидеть. Мисс Кристи Мэнсел с приветом от всех родственников леди в Англии.
Привратник глупо на нас глазел, будто и не слышал ничего. Мне начало казаться, что он глухой. Потом я заметила, что он меня разглядывает с каким-то пронзительным любопытством. Потряс головой, и снова с его губ понеслись странные звуки, будто кто-то невидимый пытался его задушить. На этот раз я поняла, что он страдает очень серьезным расстройством речи.
Хамид выразительно пожал плечами.
― Рассказы не выражали и половины правды. Что нет никаких сообщений с внешним миром, совершенно верно, этот человек практически нем. Однако не думаю, чтобы он был глух, поэтому каким-то способом, очевидно, может передать сообщение. Пока нет оснований впадать в отчаяние.
― Это не совсем точное определение моих чувств.
Он засмеялся и снова повернулся к старику, который, юродствуя и бормоча, не забывал предпринимать слабые попытки закрыть ворота, несмотря на сопротивление здорового молодого плеча, теперь уже подкрепленного упором ноги. Хамид повысил голос и пронзительно заговорил. Даже без перевода смысл его слов был очевиден.
― Слушай, перестань дурачиться с воротами. Все равно мы не уйдем, пока не передашь сообщение хозяйке или не позовешь кого-нибудь, кто способен разговаривать… Вот так-то лучше! Понял? Мисс Кристи Мэнсел, дочь сына ее брата, приехала из Англии ее увидеть хоть на несколько минут. Это ясно? Теперь иди и передавай.
