Питер Марвел - Шутка мертвого капитана
Обзор книги Питер Марвел - Шутка мертвого капитана
Питер Марвел
Шутка мертвого капитана
Доверчиво времени отдаем мы в залог,
Юность и радость, и все, что имеем,
И оно отплатить дает нам зарок,
Но платит с годами лишь прахом и тленьем;
И тьмою, и тишью могил замыкаем
Все наши пути, по которым блуждаем.
Но волен Господь и из праха земного
По вере моей воскресить меня снова.
Жану де Габриэлю, хозяину заведения «Таверна Питера Питта», вдохновившему меня своим ромом и побасенками на создание этой книги посвящается.
Питер МарвелДа, я люблю.
Коснуться этих слов?
Да это значит —
по лезвию губами прочертить,
где вместо звуков льются поцелуи,
мешаясь с кровью на моих губах.
Моральному выводу не нужно особо отведенных строк, ибо он занимает столько же места, сколько и вся сказка.
Глава 1
Вахта Дианы
Odor rosarum manet in manu estiam Rosa submot [1].
Луна висела над городом, и ни единой звезды не было в ночном небе. Шел пятый час пополуночи — вахта Дианы [2], или королевская вахта, или, если угодно, собачья, — кому как нравится. Как и прежде, в Испанском озере [3]или у дверей спальни Ее Величества, капитан предпочитал нести ее сам.
Черное и белое, свет и тьма. На одном из своих портретов он велел подрисовать в углу острый серп полумесяца — этого солнца мертвых, что явился символом долгого царствования рыжей Бесс. Сегодня он видит его в последний раз, как в последний раз несет свою сорокалетнюю стражу при луне. Что ж, все, чего он в жизни не совершил, он не совершил по своей собственной воле — много ли его друзей могут похвастаться тем же?
Сэр Уолтер Рэли смотрел в забранное решеткой стрельчатое окно камеры и улыбался.
Когда огненно-красный плащ захудалого дворянина упал в грязь перед королевой, кто мог предположить, что единственная новая вещь в гардеробе никому не известного офицера ляжет в основу могущества всесильного фаворита королевы-девственницы?
Ему не нужна вечность. Вечная жизнь — это вечная память, это вечное повторение того, что, будь его воля, он бы никогда не совершил. Например, он никогда бы не купил этого алого расшитого золотом плаща.
Слишком много красного — это всегда плохо. Черные флаги Армады были куда милосерднее красных полотнищ его соратников по оружию. Черный — это скорбь, а в скорби всегда есть место состраданию. Красный — это кровь. Когда его корабли поднимали на мачтах красные флаги, это означало, что они шли проливать влагу, в которой дымилась жизнь, быстро остужаемая норд-остом. Лаская рыжие кудри Ее Величества, Рэли мнил, что на самом деле есть всего два цвета: черный и белый, а все остальные оттенки лишь идиотская попытка уйти от истины, не впадая в ложь, — как будто это возможно.
Тянуло холодом и пресной сыростью с Темзы, огарок свечи на грубо сработанном дощатом столе едва освещал угол географической карты, начертанной уверенной рукой мастера, да пару лимонов на треснувшем фаянсовом блюде. По распоряжению короля Якова в камере было запрещено иметь металлические предметы, поэтому даже ножи у него были костяные — те, которые он сам привез с берегов Новой Гвианы. На жесткой постели валяются книги, кисет, расшитый Елизаветой, нет, не Лунной девой, а его женой, Елизаветой Трогмонтон, леди Рэли, да еще вчерашняя несвежая рубаха и исписанные твердым почерком листы бумаги.
Бедная жена! Наконец-то она сможет владеть им безраздельно. Совсем как он написал когда-то, тоскуя по ней в капитанской каюте давно сгнившего на старых верфях корабля:
Но настоящая любовь —
Неугасимый свет,
Сильнее смерти и борьбы,
Сильней всесильных лет [4].
Он очень устал от жизни и от любви. Он пережил всех своих соперников, он побывал на краю света и вернулся оттуда всего лишь с кровоточащими от цинги деснами и желтой лихорадкой. Он видел смерть своего сына и узнал ничтожность своих мечтаний. Если не сегодня, то завтра, не завтра, так через неделю его казнят — это такие пустяки по сравнению с тем, что нынче король губит Англию.
Рэли потер переносицу и вздохнул. Он не будет помогать королю, впрочем, как и не станет устраивать заговоры.
Роза Тюдоров увяла. И та, от которой он так устал, которой служил, именем которой называл открытые земли, больше никогда не сможет ему помешать. Он пережил и ее. Пусть на его шею опустится топор, он успеет начать последнюю авантюру. Карта — вот то важное дело, которое он обязан завершить, прежде чем жизнь покинет его тело, а душа вылетит на свободу из обезглавленного кадавра.
Рэли потянул затекшие от долгого стояния мышцы и вернулся к столу. Сдвинув в сторону недописанные листы со вторым томом «Всеобщей истории» и склянку с чернилами, он обмакнул обкусанное гусиное перо в блюдечко с терпко пахнущим соком.
Его последняя шутка будет самой забавной, а наследником станет не ненавистный Яков, не его младший сын Кэрью, а тот, кто сравняется умом и отвагой с последним из капитанов. И ему наплевать, кто это будет.
Рыцарь Рэли пришел из ниоткуда, швырнув под ноги гордой Диане свою судьбу, и уходит в никуда, оставив на память английскому народу свою репутацию. Да в придачу к ней картофельные клумбы, табачные трубки в зубах матросов и пристрастие к лимонам при дворе.
Прежде чем нанести на бумагу первые линии, моряк задумчиво прошептал строки, услышанные когда-то в таверне под вывеской, изображавшей полногрудую красотку с рыбьим хвостом, где собиралось Достопочтенное Братство джентльменов Морской девы:
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы… [5]
Глава 2
Охота в разгаре
Уильям Харт выглянул из-под полога наскоро сложенной из бамбуковых стволов хижины и понял, что их опять ожидают два пренеприятных сюрприза. Один сюрприз клубился над вершинами скал: набухшие дождем фиолетовые тучи, как нарочно, стягивались к тому месту, где Харт с товарищами устроили привал. Не пройдет и часа, как разразится такой ливень, от которого все вокруг — даже острые обломки камней — пропитается водой. Харт еще не успел просохнуть после вчерашнего ливня, и перспектива снова встретиться с водной стихией его совсем не обрадовала.
