Джеральд Даррел - Три билета до Эдвенчер. Путь кенгуренка.
— Знаю, — подтвердил я, — но отказаться было невозможно. Да ты не бойся, я попрошу Криса, чтобы он пришел за мной часиков в семь.
— Почему непременно меня? — недовольно спросил Крис. — Кажется, я все-таки режиссер, а не какой-нибудь странствующий эмиссар Общества трезвенников.
В шесть часов, приняв ванну и переодевшись, я отправился в маленький рестхауз и был радушно встречен компанией рыболовов. Их было пятеро; четверо — дюжие молодцы, пятый — крохотного роста важный человечек в огромных розовых очках. После церемонии взаимных представлений мне налили бокал таких размеров, что я мысленно возблагодарил себя за предусмотрительный уговор с Крисом. Естественно, завязалась беседа о рыбной ловле и съемке животных. Когда эти темы были исчерпаны, наступила короткая пауза, все выпили по второй. А затем вдруг (до сих пор не помню, как это получилось) речь зашла о гомосексуализме. Превосходная, благодарная тема, и мы основательно ее обсудили, вспомнили и Оскара Уайльда, и Петрониуса, сонеты Шекспира и «Аравийские ночи» Бертона, «Каму Шутру» и «Благоуханный сад». Появился Крис, его усадили за стол и снабдили бокалом, и плавное течение беседы нисколько не нарушилось.
Все это время важный человечек в непомерно больших очках сидел и помалкивал, крепко держа свой бокал и изучая сквозь очки каждого очередного оратора. Наконец (после того, как мы подробно обсудили причины упадка и крушения Римской империи) была исчерпана и эта тема, и воцарилась тишина. Маленький человек только и ждал этой минуты. Он наклонился, пристально посмотрел на меня и прокашлялся. Все выжидательно уставились на него.
— А по-моему, мистер Даррелл, — внушительно произнес он, одной меткой фразой подытоживая все наши разглагольствования, — по-моему, так: каждому — свое хобби.
Глава седьмая. ПЕВЦЫ НА ДЕРЕВЬЯХ
Из нор появились ползучие твари
И воззрились на них с удивлением.
«Охота Ворчуна»
Таман Негара (прежнее название — Национальный парк имени короля Георга V) был создан в 1937 году. Это огромный сплошной массив девственного леса площадью свыше четырех тысяч квадратных километров на стыке штатов Келантан, Паханг и Тренгану. Лишь небольшая часть парка легкодоступна для обычных посетителей. В основном же массив хотя и поддается исследованию, но с огромным трудом. Неудивительно, что здесь до сих пор есть совсем неизведанные районы. В пределах парка вы можете увидеть (если вам повезет) чуть ли не всех представителей фауны малайских джунглей. Одна из важнейших его функций заключается в том, что он служит убежищем для немногих уцелевших суматранских носорогов — их теперь насчитывается всего несколько сот. Подобно другим азиатским носорогам суматранских, или двурогих, носорогов нещадно истребляли, чтобы заполучить рог — его размалывают в порошок и отправляют в Китай, где по бешеной цене сбывают престарелым, одряхлевшим и бесплодным, искренне верящим, что это средство увеличивает половую потенцию. Мне совершенно непонятно, почему жители этой чудовищно перенаселенной страны тратят время и энергию на подобное занятие, но факт остается фактом: из-за этого суеверия почти все азиатские виды носорога находятся на грани полного истребления. И так как найти их становится все труднее, началось избиение носорогов Африки.
Парк, несомненно, изобилует животными, однако нам от этого было не легче. Во-первых, попробуй отыщи их в густом лесу с высоченными деревьями; во-вторых, отыскав, попробуй-ка их снять! Все же мало-помалу нам удалось составить представление об обитателях парка и их повадках. В их числе были небольшие стада гауров, мощных, красивых диких быков шоколадно-коричневой или черной масти, с белыми чулками и изящно изогнутыми толстыми белыми рогами. С утра гауры пасутся на полянах в лесу, потом, когда начинает припекать солнце, уходят в прохладу под тень деревьев и дремлют до тех пор, пока не спадет жара, а вечером, стряхнув лень, встают и всю ночь бродят по лесу в поисках корма. Гаур — огромное, могучее животное, его очень легко привести в страшную ярость, поэтому мало какой хищник отваживается помериться с ним силой. Два главных его врага — конечно, тигр и леопард. Тигров в Малайе, судя по всему, становится все меньше, но леопард еще сравнительно широко распространен. Тигр, бывает, схватывается с взрослым гауром, леопард же, уступающий тигру и ростом и силой, как правило, предпочитает нападать на молодняк. А вообще-то в лесу хватает дичи, с которой легче справиться, чем с диким быком.
Большинство обитателей леса ночью бодрствует. После захода солнца наступают быстротечные сумерки, лес и небо залиты бледным, прозрачным зеленоватым светом. Вдруг в небе возникает множество черных крапинок, они плывут над деревьями, волна за волной, будто столбы дыма. Это — летучие собаки; звонко гукая, они летят в глубь заповедника за кормом. Весь день летучие собаки провисели вниз головой на сухом дереве ниже по течению, километрах в трех от рестхауза. Право, не знаю, чем их так привлекло это голое дерево, но они висели на нем большими гроздьями, похожие на плохо закрытые зонтики, под нещадно палящими лучами солнца; время от времени они расправляли крылья и энергично ими обмахивались, чтобы охладить свои тела.
Когда летучие собаки снимаются с сухого дерева и рваными гомонящими тучами летят в свои «угодья», — значит, началась ночная смена.
И вот стронулись с места гауры; тигры и леопарды, зевая, потянулись и оценивающе, словно гурманы, принюхались к волнующим ночным запахам леса. На хрупких ножках толщиной с карандаш вышли из своих убежищ крохотные оленьки цвета красного дерева, с изящным камуфлирующим узором из белых пятен и полос. Излюбленная добыча почти всех хищников, оленьки сознают свою уязвимость и постоянно живут в состоянии предельного напряжения, граничащего с истерией. Они буквально порхают среди зеленых зарослей, малейший шум или движение — и они уносятся прочь так стремительно, что глазом не уследишь; невольно спрашиваешь себя: как хищники ухитряются их ловить? Вверху, в густых зеленых кронах, где дневной хор неутомимых, одержимых арфисток-цикад сменился более искусным оркестром древесных лягушек, другие твари пробуждаются от сна с мыслью о пище. Тупайи — похожие на белок, но с длинными острыми мордочками и розовыми носиками, которые непрерывно подрагивают, будто стрелка счетчика Гейгера, — снуют по ветвям и перебегают с дерева на дерево по лианам, опутавшим все стволы своими петлями, словно катаются по американским горам. С первого взгляда простительно принять тупайю за неудачную помесь белки и крысы, и вы бы, пожалуй, удивились, а возможно, и возмутились, скажи вам кто-нибудь, что перед вами — ваш родич, а ведь тупайя сродни многочисленной группе приматов, объединяющей и лемуров, и человекообразных обезьян, и аборигенов, и членов парламента. Больше того, от таких вот милых зверьков и произошли все приматы, но посмотрите на них, когда они, громко вереща что-то друг другу или уплетая жуков с развязностью дебютантки, дорвавшейся до перепелов, мечутся среди листвы, — не видно, чтобы они мучались угрызениями совести.
