Гилберт Клинджел - Остров в океане
Прибрежные воды Инагуа отнюдь не кишат акулами, поэтому я не могу, положа руку на сердце, рассказать о том, как меня со всех сторон окружили стаи этих людоедов. К тому же акулы обычно держатся поодиночке, хотя есть породы, плавающие большими группами. Мне редко приходилось видеть больше двух акул зараз; и один только раз я наблюдал, как пять рыб медленно проплыли вдоль обращенной к океану стороны кораллового рифа.
Когда я вспоминаю инагуанских акул, каждая из них связывается у меня с определенным местом. Тигровая патрулировала риф с обращенной к океану стороны, когда я впервые спустился на дно, и ее из недели в неделю можно было видеть в том месте. Песчаное дно за полосой прибоя около Метьютауна служило пастбищем двум небольшим песчаным акулам. А неподалеку от моего старого дома, в четверти мили от берега, где дно круто идет под уклон и где растет большой коралл-мозговик, находилась резиденция шестифутовой акулы, которая совершала многочисленные экскурсии, но неизменно возвращалась к своему коралловому замку, чтобы отдохнуть или без дела послоняться в воде, свивая и развивая хвост в изящных, волнообразных движениях. Я обнаружил также несколько других акул, которые не имели постоянного места жительства и были истыми бродягами. Они появлялись, чтобы тотчас исчезнуть, или, поболтавшись денек-другой на одном месте, снова отправлялись в туманные просторы океана.
Среди бродяг самой интересной оказалась голубая акула,[75] которая открыла мне глаза на красоту этого семейства. Она появилась в тот день, когда необъяснимая перемена течения нагнала огромные массы саргассовых водорослей со стороны Кубы.
В тот день, совершенно не думая об акулах, я спустился под воду с единственной целью снизу исследовать саргассовые водоросли. Держась рукой за спасательную веревку, я висел приблизительно в одном футе от поверхности, рассматривая проплывающие мимо меня массы водорослей. Заметив необычайно большой клубок, я придержал его между килем лодки и веревкой, чтобы внимательно разглядеть. Как и в других, уже обследованных мною грудах, тут не было ни фантастических морских коньков, ни желтых крабов, которые часто обитают на них. Разочарованный, я пустил этот ворох плыть дальше и стал дожидаться следующего. Тут-то, повернувшись, я и увидел гладкое тело голубой акулы, находившейся футах в двадцати от меня. Это был великолепный, вполне взрослый экземпляр длиною в восемь или девять футов. Акула наблюдала за мной, не двигая ни единым мускулом. Поначалу, как и следовало ожидать, я испугался, но затем страх мой прошел. Акула была изящнейшим, гармонически сформированным существом. Во-первых, цвет — настоящая симфония голубых тонов. От верхушки гладко закругленного спинного плавника до изгиба белого живота она сверкала удивительной голубизной непередаваемых оттенков. Я не могу назвать эти тона ни лазурью, ни индиго. Пожалуй, лучше всего сравнить их с синевой Гольфстрима. Под лучами солнца, пробивавшимися сквозь толщу воды, кожа на округлых формах акулы светилась таким неземным блеском, какой можно увидеть только в подводном мире. Ее белый живот тоже отливал различными оттенками — волнистые бледно-желтые, розовые и лиловатые полосы меркли и загорались по белому фону. Акула поразительно гармонировала с окружающей ее средой — голубая тень в голубом пространстве.
Но цвет был лишь одной стороной ее красоты, основу которой составляла грация. С минуту рыба неподвижно стояла в воде, а затем перелилась в движение — иначе я не могу это описать. Она не просто двинулась — она вся потекла, от заостренного носа до кончика хвоста. Движение осуществлялось необъяснимым изгибанием хвостовой части тела: удлиненная дуга выгибалась все круче, на какую-то долю секунды застывала в неподвижности, затем плавно разгибалась в обратную сторону. Это выходило у нее изящно и легко. Акула, уплывая толчками, почти скрылась из вида, затем сделала вираж, изогнувшись всем телом, и прошла передо мной на расстоянии пятнадцати футов. Я заметил, что пульсация ее мускулов и движения плавников были строго согласованы. Когда ей вздумалось слегка повернуть налево, она лишь на какой-то дюйм или два изменила положение длинных грудных плавников, чуть покруче изогнула хвост и без малейшего усилия заскользила в другом направлении.
Она вторично почти скрылась из виду и опять вернулась, словно ее что-то беспокоило. Не знаю, что было причиной беспокойства, — быть может, шум в лодке над нами или какой-нибудь запах; возможно, ей просто что- то взбрело в голову. Неожиданно она вложила в движение всю свою энергию, с чудовищной силой работая хвостом, пронеслась мимо меня с невероятной быстротой и пропала вдали. Неторопливо плывущая рыба вмиг превратилась в превосходный механизм, специально созданный для развития скорости в среде, где это осуществимо только при полной согласованности нервной системы и мускулатуры.
Не удивительно, что акула достигла такого совершенства — у нее было для этого больше времени, чем других рыб. Род акул древен, как сам мир. Окаменелые останки их предков обнаруживаются уже в палеозое. Казалось бы, что общего между летучей рыбой с ее длинными многолучевыми плавниками, пунцовым морским попутаем, питающимся наскальной растительностью, и хищницей акулой? Однако есть основания полагать, что все современные рыбы происходят от одного акулообразного предка.
Акулы больше чем какая-либо другая рыба внушают мне почтительное уважение. Их род, почти не изменяясь, существует в течение бесконечного ряда столетий, и отдаленные потомки столь же многочисленны и сильны, как их отдаленные предки. Подумаешь об этом и поневоле проникнешься к ним почтением. Четыреста миллионов лет — нешуточная цифра для любого вида живых существ. И мы не можем не удивиться, узнав, что они гонялись за добычей и занимались всем тем, чем они занимаются сейчас, еще тогда, когда вся теперешняя суша представляла собой необозримые пространства грязевых болот и песчаных пустынь, где еще ничто не двигалось, не шевелилось и ни один голос не нарушал тишины.
Земля покрылась растительностью, наступила эпоха процветания диковинных амфибий, которые уступили место не менее фантастическим рептилиям — гигантским динозаврам, ихтиозаврам и птеродактилям; океан приютил в своих недрах свирепых мозазавров, спустившихся в воду со скал — акула же продолжала жить, как жила с незапамятных времен. Вымерли в свою очередь и рептилии, началась эра млекопитающих, которые сейчас идут к своему быстрому закату, а упрямая акула достигла такого процветания, что мы бы только подивились, будь мы свидетелями этого процесса.
